Гонимые

Много лет Хорчи терся возле Таргутай-Кирилтуха, но год назад, соблазненный шептунами Тэмуджина, бежал от него вместе с молодыми нукерами. Однако к анде не пристал, служил у Джамухи. После откочевки Хорчи потерялся с конем и оружием.

— Ты откуда взялся? — спросил Джамуха, осаживая лошадь.

Нукеры резко вскочили на ноги. Хорчи же поднялся медленно, не спеша оправил пояс с кривой саблей, стряхнул с подола халата травинки. Рядом с ним встал здоровенный, неповоротливый Дармала, один из нукеров Тэмуджина, — этот-то зачем тут?

— Мы приехали к тебе от Тэмуджина, твоего клятвенного брата.

— Вот как! — удивился Джамуха и холодно сказал:

— Я вас слушаю.

Губы Хорчи растянулись в улыбке.

— Джамуха, сидя на коне, ты можешь говорить со своими нукерами. А мы посланцы…

«Вот хорек вонючий! Сбежал — и хоть бы что, стоит, грудь выпячивает».

Джамуха спрыгнул с лошади, быстро прошел в юрту, со злостью бросил к порогу плеть, сел на войлок. Хорчи и Дармала вошли следом.

— Садитесь, посланцы. Один по правую руку, другой по левую. Мое уважение к анде так велико, что даже его людей я готов уравнять с собой.

Он смеялся над ними. Но Хорчи и ухом не повел, сел рядом, плечо к плечу. Дармала опустился напротив, заносчиво поднял голову, замер, как каменный истукан на древнем кургане. Хорчи врастяжку, старательно округляя слова и, видимо, любуясь своим голосом, сказал:

— Тэмуджин прислал нас уведомить тебя: курилтай нойонов с высокого небесного соизволения возвел его в ханы.

Торжественность пустоголового Хорчи удвоила обиду.

— Ты почему ушел от меня?

— Я не ушел. Я остался там… Перед самой твоей откочевкой было видение. Знаешь, сплю я однажды в своей юрте на мягком войлоке, укрытый теплой шубой, не выпив перед этим ни малой чаши архи. Сплю, храплю и вдруг вижу сон. Бык с острыми и крепкими рогами ходит по куреню, роет землю копытами, сердится и то одну, то другую юрту вскидывает на рога. Смотрю все ближе и ближе ко мне. Тут уж храпеть некогда. Вскочил я. Но перед тем, как проснуться, хорошо разглядел быка. Он был рыжий! — Хорчи хохотнул, нахальным взглядом ощупал косички на голове Джамухи.

— Что же дальше?

— А дальше я сидел и думал. Так долго думал, что голова заболела. Сел на коня…

— На моего коня.

— На твоего коня. Другого у меня не было. Подъезжаю к юрте Тэмуджина.

Рассказал ему о своем видении и говорю: «Быть тебе ханом. Чем вознаградишь меня, если сон сбудется?» Он посмеялся и говорит: «Сделаю тебя нойоном тумена воинов». Я тоже посмеялся. "Мало, говорю. Ты, говорю ему, став большим владетелем, дозволь мне набрать в жены тридцать лучших красавиц.

Очень уж я люблю женское окружение. Высшее счастье мужчины — слушать щебет веселых хохотушек и знать, что каждая из них — твоя". Ну, смех смехом, а видение-то сбылось. Так что в скором времени буду я мужем тридцати жен.

— Я думал, ты придурковатый.

— Все так думают! — радостно заржал Хорчи.

— Но и не очень умный. Будь ты поумнее, не приехал бы сюда.

— Почему же?

— Потому, что ты — беглый нукер. Предатель.

— Э-э, нет, Джамуха. Я не был твоим нукером. Я не давал тебе клятву.

— Ты украл коня и оружие!

— Конь стоит у коновязи. Оружие висит на седле.

— Ты не давал клятву, вернул коня и оружие — ладно. Но я могу и просто так свернуть тебе голову.

— Моей голове есть хозяин.

Впервые за весь разговор чуть шевельнулся Дармала, прогудел:

— По степному обычаю самым страшным преступлением считается оскорбление посла и покушение на его жизнь.

— Я благодарю за напоминание! — Джамуха прижал руки к груди. — Может быть, ты и еще что-то знаешь про наши обычаи?

— Я твой родственник, Джамуха, — сказал Хорчи. — Кто наносит урон родственникам, тот грабит самого себя.

— Так тебе велел сказать Тэмуджин?

— У меня и своя голова есть.

«Врет!» — подумал Джамуха. Но как бы то ни было, неспроста Тэмуджин послал вестником Хорчи. Этим он как бы говорит: не забывай, Джамуха, мы с тобой клятвенные братья, а это больше, чем кровные родственники, ты должен поддерживать меня, даже если не хочешь этого. И другое. Хорчи перебежчик. Посылая его, Тэмуджин словно бы предупреждает: смотри, Джамуха, если захочу, твои люди будут у меня, ты можешь остаться в одиночестве. И еще один умысел был у Тэмуджина. Если он, Джамуха, даст волю гневу и лишит жизни Хорчи, своего родича и посла Тэмуджина, то восстановит против себя и собственных нукеров, и людей из других племен, и хана Тогорила. Умен анда, умен. И уговаривает, и грозит, и поддразнивает все без единого слова. Ни в чем не уличишь, не обвинишь.

— С чем мы возвратимся к хану Тэмуджину?

— Передайте Алтану, Сача-беки, Хучару: мое уважение к их дальновидности и мудрости беспредельно. Они избрали путь, сама мысль о котором не пришла бы и в голову простому нойону вроде меня. Пусть же будут верными слугами моего анды, рабами у его порога!

Джамуха замолчал. Хорчи подождал-подождал, спросил:

— А что передать хану Тэмуджину?

— Я сказал все. Идите… великие послы.

Хорчи, сын собаки, у дверей обернулся, оскалил зубы. «Ну, погоди же, доберусь когда-нибудь до тебя!» — мысленно пригрозил ему Джамуха.

Глава 4