Гонимые и неизгнанные

Прощай покамест. Много писали - писали из Марьина, писал Юшневский, от (нрзб.) было горькое письмо из Киева. Отрадно, что она додумалась до ответа. Обними соседей, когда будешь у них. Все у нас здоровы, только я с надутыми губами... - навязался флюс. Все наши тебя дружески обнимают.

Твой Иван Пущин.

13 апреля

Не думал к тебе писать сегодня, любезный друг Павел Сергеевич, но получил из Тобольска прилагаемый пакет знакомого почерка - и спешу его переслать по принадлежности. Я его имею от Лебедя, который получил от Николая, а Николаю пришло с почтой после твоего отъезда. Петр Николаевич говорил мне, что не знаю, что делать с письмом... распечатать не смеет (тут несколько фраз насчет твоей таинственности) и потому передает это мне. Признаюсь, я порывался распечатать, но почел все-таки лучше не трогать, хотя, может быть, тут и есть что-нибудь мне. Что же делать - непреодолимое уважение к запечатанному. Если бы ты дал мне на это право при прощании, я бы вскрыл. Особенно потому хотелось вскрыть, что одного из писем из Москвы не получил. Может быть, оно и тут. Вдобавок после чужой приписки в её листках из Судиславля я ни строчки не имею. Заботливо и тоскливо. Чтобы она не написала несколько слов по своей болезни, не верится. Но довольно.

Об тебе знаю от Фотографа, что ты в Марьино приехал 23 марта. Вопрос в том, застал ли ты там хозяйку. Знаю, что ты расцеловался с Марьей Дмитриевной - Фотограф 24-го сам собирался в Марьино. Скоро что-нибудь скажет...

Прощай покамест. Обнимаю тебя и брата и всех твоих, с которыми ты меня, верно, познакомишь. Христос воскрес! Все у нас здоровы. Ваня тебя целует.

Твой Иван Пущин.

30 апреля

В субботу, т. е. 28 апреля, только что мы все собрались обедать, вбегает Ваня и кричит...

Это была радость общая. Отданы письма и громо-гласно читаются. Хвала Богу, что наконец ты, добрый друг Павел Сергеевич, достиг пристани. Надеюсь, что ваше существование, сложное в отношении к Николаю, уладится.

Ты знаешь искренность желаний моих для тебя и не потребуешь ненужных объяснений. От души благодарю тебя за твою беседу со мной. Только ты одного мне не сказал: чем кончилось твое посольство в Марьино насчет домашнего плена? Эта статья, вероятно, не будет включена в мирный трактат, который мы ждали в газетах. Потому прошу тебя молвить об этом словечко.

Я спрашивал Перво (нрзб.), он говорит, что ничего не знает, только слышал от няни, что гости сильно утомили хозяйку. Я посылаю успокоительные таблетки... Чуть ли не направит своих странствий в Сибирь. Я не прочь от этого свидания за Уралом, хотя боюсь, что такая тревога утомит нашего друга неуловимого. Сегодня к ней пишу. От Евгения-фотографа знал прежде твоего письма, что ты в Марьине. Знал про твою работу сердечную, но думал: может быть, это отсутствие облегчит твои дипломатические сношения. Все до сих пор необыкновенно как-то совершается. Увидим, чем кончится...

Я уже писал тебе, друг, два раза, на имя Марьи Сергеевны, 2 и 13 апреля. Упоминаю об этом для порядка, пока наши сношения ещё не установились. Они бедные (сопровождающие П.С. Пушкина казаки. - Авт.) за распутицей очень давно ждали. Сегодня я проводил их в Тобольск. Отужинали, отдохнули у меня, просили меня написать тебе усердные поклоны и велели сказать, что ни нагрудника, ни сигарочницы не нашли. Я думаю, ты об этом и не хлопочешь. Не то мы теряли в жизни!

Я писал к Лебедю и послал письмо предводителя вашего с отзывом Орлова. Спасибо предводителю - он добрый человек, и я ему постоянно благодарен, что он тебя возвратил на родину.

Аннушка и Марья Александровна писали мне и присылали твое письмо к ним. Я рад был все это прочесть. Одним словом, все слава Богу! У нас нет ничего нового. Все здоровы, все тебя обнимают - крепко, очень крепко. Скажи хозяевам Высокого мою признательность за письмо. Я отвечу скоро, между тем написал Лебедю, чтобы он 50 целковых отдал Башмакову.

Барон покамест неплохо живет, хотя вместо 20-ти получает только 10-ть. Не знаю, кто-то сказал Корзинкину, что он получает казенное пособие, и Корзинкин на этом основании сбавил половину. Но и за это спасибо ему!

Нетерпеливо жду от тебя весточки. Хочется знать, как идет у вас новая жизнь. Почты опаздывают, но скоро все должно прийти в порядок. Ты мне не говоришь, послал ли Ребцову мое письмо финансовое. Теперь уже надобно бы тебе получить мои деньги. Я ещё не имею никакого известия об этом.

Приближаются майские мои дни: будем нашею артелью праздновать 58-летие и именины - кажется, мой и Евгеньев сразу... Обнимаю тебя, добрый друг. Передай мой незнакомый привет всем твоим добрым родным. Пусть они не считают меня чужим. Весь дом Бронникова шлет тебе поклоны усердные. А.И. Давыдова просит меня звать в Каменку тебя.

Твой Иван Пущин.

Глава 6

Родины нещедрое солнце

Верные дружеству