Передайте мой дружеский привет всем, кто меня помнит. Мне не удается ни к кому писать именно потому, что не имею ещё угла свободного от брата, а оглядываясь, не пришел ли он, не умею писать. Он все в одном настроении все стремится в Красноярск, - только не с такою энергиею этого требует теперь, как сначала. Я выезжаю из дома всегда под предлогом справиться, нет ли на станции письма от Сливковича, к которому я будто адресовался уже не один раз об отыскании казаков, и чтобы их немедленно выслали для сопровождения.
Козлову поклонитесь от меня и скажите, что письмо его получил и мох дубовый ему вышлю.
Для вас я просил Наталью Дмитриевну выслать из Москвы четыре скляночки гомеопатических лекарств холерных, как вы писали, что ваши медики о ней пророчествовали. Типун им на язык. Этим пророкам я не очень верю.
Затем прощайте, мои добрые друзья. Христос с вами. Обнимаю вас крепко и крепко. Будьте здоровы и благополучны. Что-то скажет август месяц, т. е. коронация? Порадует ли и вас Бог чем-нибудь? Ожидания и здесь не погасают.
19 августа 1856 года
Обстановка наша все ещё не пришла в порядок. Строение за рабочим временем не так идет успешно, как бы желалось. В деревне полевые работы всех поглощают. И плотники, и каменщики, и все другие мастеровые превращаются в земледельцев, и все такого рода дела останавливаются. А между тем хотелось бы иметь свою комнату, в которой бы иногда заложил дверь на крючок и чем-нибудь занялся. Вот почему и писем не удается иногда написать. Брат все продолжает волноваться, хотя с меньшею раздражительностию. А я все уезжаю под предлогом отправления писем к Сливковичу и к другим лицам об отыскании скрывшихся казаков. Хватился он и своих бумаг, которые остались у Софьи в Ларчине, и ужасную пыль поднял, что все труды его многолетние не при нем - остается в надежде, что и это все будет отыскано.
Еще нашел какие-то бумаги, которые мы с вами должны были отдать кому-то. Этой неисполнительности он отчасти приписывает, что нас не довезли до Красноярска. Одним словом, сумбуром своим продолжает нас мучить. Слава Богу, хотя понемногу втравливается в чтение. У нас есть близкой сосед, у которого большая библиотека, и он дает ему книги, несмотря на то что они возвращаются к нему несколько запачканными.
Наконец, мы свиделись и с братом Михайлой, который вырвался из Петербурга к родинам жены. К четверым прежним деткам недавно присоединилась ещё дочь - теперешняя моя крестница.
В Москву едут со всех сторон - и там такая дороговизна, что отражается и на окрестные губернии. Слава Богу, что хоть озимые хлеба хороши, но зато у многих выбило градом. У брата Александра и его и крестьянскую рожь так выбило, что остался один подножный корм. У сестры тоже довольно повредило. А между тем с неё взыскивают теперь прогоны за наш проезд. Она подала просьбы к начальнику губернии и губернскому предводителю. Но вряд ли сложат, разве попадет под манифест, которого многие дожидаются. Сестра и братья вам кланяются и благодарят за память. Владимиру Ивановичу, Флегонту Мироновичу и Анненковым со всею их молодежью мой дружеский поклон. Скажите сим последним, что Ольга Ивановна 13 августа с Нелей выехали из Егнышевки благополучны и здоровы. Сестра Маша проводила их до Серпухова.
Е.П. Нарышкиной
30 августа 1856 года
Целую мильон раз ваши ручки, добрейший друг Елисавета Петровна, за ваше поспешное уведомление об общей для всех друзей наших милости.
Главное, что всем, кто желает, открыт теперь путь возвращения и с правами, без которых трудно обойтись в обыкновенном быту. Мы с Петром одни дома и решили показать ваше письмо брату Николаю. Милость напомнила ему о всем, что протекло в 30 лет, и расшевелило несколько раздраженное его самолюбие, но когда переждет, то все-таки будет доволен. Слово "возвращение" ему и потому не нравится, что оно будто удаляет его от Красноярска.
Наиболее же я рад за наших друзей, особенно за тех, которые имеют детей и родных, к которым имеют возможность возвратиться. В назначенное время постараемся, если будем живы и здоровы, побывать у вас и лично разделить общую радость.
Затем Христос с вами. Целую ещё раз ваши ручки и остаюсь душою и сердцем преданный вам
П. Пушкин".
Вслед за радостным сообщением об амнистии всем товарищам-декабристам Павел Сергеевич получил от алексинского исправника официальное уведомление, основанием которого стал такой документ:
"Министерство внутренних дел
2 сентября 1856 года
Москва
Господину начальнику Тульской губернии