Гонка к Источнику

— А вот я, в своё время, отказался. — сказал Раласс с потаённой гордостью — Мне тоже, когда давали Героя, предложили вечную жизнь… Подумал я, подумал… И отказался. Зачем мне такое счастье? Что я не увижу за двести лет, чего увижу за тысячу? Старые поколения должны освобождать место новым, это обязательное условие любой жизни, и дело не в эволюции… С новыми людьми приходят новые идеи, новые таланты, а если мы будем бессмертны… Что тогда? Вы, скажите, задумывались над этим? Что будет, если позволить человеческому разуму жить вечно?.. — он посмотрел в перспективу — А я думал. Очень много думал, перед тем как дать окончательное решение… И отказался. Я отказался, потому что я человек, и хочу оставаться таковым до последней секунды… А человеком нельзя оставаться, живя вечно. Человек не приспособлен для вечности, она его погубит, раздавит… Она заберёт у него самое главное — чувства. Сострадание, любовь, стыд… Даже зависть и ненависть. Всё уйдёт. Останутся только старческий цинизм, рассудительность, целесообразность…

— И это так плохо? — тихо спросил капитан, глядя в пол. Самого себя спросил, не полковника… Но ответил полковник.

— Не знаю, известно ли вам, но когда наши прадеды начинали играться со своими генами, этот вопрос обсуждался в числе самых важных… Стоит ли убирать из человека такие «плохие» черты, как, например, зависть? Лень? Жадность? Ведь мы могли это сделать, и сейчас можем. Мы могли создать идеального человека, — доброго, трудолюбивого, преданного родине — и чего таить, этот человек, скорее всего, был бы гораздо эффективнее и продуктивнее, чем мы с вами. Но Харасс Третий сказал решительное нет, и Ралтан, когда пришёл на его место, тоже сказал нет. Потому что получившийся продукт, сколько бы идеальным он не был, человеком считаться уже не может. Не по-человечески это — быть идеальным. Мы должны делать ошибки, должны действовать необдуманно, импульсивно, должны поражать всех глупостью и отсутствием логики; нам так природа наказала. А бессмертие… — он поднял кисть, и чванно пошуршал пальцами, показывая своё отношение к вечности — Оно сделает нас именно такими. Чёрствыми, бесчувственными, до безобразия правильными и рациональными… Оно убьёт в нас стремление успеть как можно больше как можно быстрее, которое подстёгивало прогресс человечества на протяжении долгих веков и миллений… Я не знаю, как вам ещё объяснить. — пожал плечами обер-полковник.

— Да мне-то что… А вот как быть с помянутым вами товарищем Ралтаном? — поддразнил его Лийер. В принципе, доводы Раласса звучали убедительно, хотя и странно их слышать из уст хладнокровного убийцы, но капитану было интересно, что он ответит.

— Император — великий человек. — парировал Азъер тоном, не терпящим возражений — Человечище! Это то исключение, которое лишь подтверждает правило. Он ещё многих переживёт, и будет по-прежнему полон энергии и идей… Нам очень повезло в монархом, очень!.. Но вы должны понимать, что…

— Да ладно. — успокоил его Лийер — Мне ничего не надо… Можете не верить, но для меня слово «долг» — не пустой звук…

— Верю. — Раласс вытянул пятый Ключ откуда-то из одежды, и вставил его в пустующее гнездо — Однако, я отговариваю вас не из жадности…

— Я понимаю. — промолвил капитан — И бессмертие… Вы правы, это как-то слишком. У меня к вам другая просьба…

— Догадываюсь. — обезоруживающе улыбнулся обер-полковник — И если всё кончится удачно, я вам с радостью помогу.

* * *

Две фигуры сидели на высоком берегу, и свесив ноги с обрыва, не шевелились. Позади них топтались две лошади — она белая, в чёрную крапинку, а другая коричневая, с густой, свисающей гривой. Торговый корабль скрылся за изгибом реки полчаса назад, а гуси, наверное, были уже в ста километрах от Рума… Шорл обнял Аяни за плечи, прижимая к себе, и продолжил смотреть, как сотни кубометров «гидрида кислорода» неспешно проплывают мимо них каждую секунду. Вода не спешила — она не знала о том, что через пять часов истечёт срок поставленного Идгу ультиматума, и Сиара, возможно, превратится в один большой термоядерный ад… Воде было некуда торопиться… Неожиданно вспомнив о чём-то важном, Лийер развернул девушку к себе, и пленительно её поцеловав, отодвинул, чтобы встретиться взглядами… Ах, ну до чего хороша, до чего прелестна! Растрёпанная, румяная, ещё не остывшая после долгого сеанса пылких телесных услад, она была просто неотразима. Голос капитана стал хриплым.

— Я люблю тебя. — сказал он нечто очевидное, уже долгое время подразумевающееся само собой, но никогда не произнесённое вслух так: ясно, открыто, без оговорок… Аяни положила голову ему на плечо.

— Я знаю… — тихо мурлыкнула она — И ты знаешь, что я тебя люблю… — девушка игриво улыбнулась — Наверное, мы извращенцы? Сколько нам лет?

Лийер провёл рукой по её гладкой, румяной щеке. Извращенцем он себя не чувствовал. Он чувствовал себя счастливым — самым счастливым человеком на свете, и каперангу это чувство нравилось — другого он не хотел.