Гонка по кругу

Теперь Брут размышлял, как все обставить. Конечно, изначально лучше было бы попасть туда, где заканчивается соревнование, на Павелецкую. Но для этого пришлось бы пройти транзитом через Красную Линию и Треугольник. И те, и другие слишком хорошо знали Брута Арглистманна, и любить его ни у коммунистов с Театральной, ни у бандитов с Новокузнецкой причин не было. Лучший диггер нацистов совершил несколько успешных рейдов против конкурентов по подземке и, что хуже всего, засветился. Его знали в лицо, и долго церемониться с ним не стали бы. Пуля в лоб – и делу конец. К тому же и напарничек, главный палач Пушкинской, в свое время умудрился основательно нагадить на Красной Линии, зверски замучив семью, состоящую из мужа, жены и маленького ребенка. Поэтому пришлось идти через Полис и Полянку.

Брут знал обходной маршрут и мог бы оказаться в перегоне между Добрынинской и Павелецкой, устроить засаду на соревнующихся, но что-то заставило его ничего не предпринимать. Несколько часов они со Штефаном и Гансом шныряли среди зевак, терпеливо ожидая команды Фольгера и Грабова.

Штурмбаннфюрер был не из тех, кого легко удивить, однако, когда толпа тревожно охнула, и диггер-наци увидел, как какой-то мужчина, выскочив из одного туннеля, молниеносно перемахнул через платформу и тут же скрылся в смежном, он поневоле изумился. Брут оценил силу, быстроту и напор незнакомца, у которого мышцы так и выпирали из-под свитера. А еще он интуитивно понял, что команда Грабова обречена. С таким напарником Фольгер, вне всякого сомнения, победит. И тут же штурмбаннфюрер спросил себя: а сумеет ли он убрать Феликса с таким мощным союзником? Или все получится наоборот? После секундного раздумья Брут решил, что не может позволить себе бояться, иначе очень быстро превратится в ничтожество вроде палача Штефана. А человек, трясущийся от страха, всегда проигрывает, ибо заведомо слаб. Нужно, подобно тамплиерам, делать, что должно делать, и будь, что будет.

Вскоре из темноты туннеля появились Фольгер, тот самый мускулистый мужчина и совсем молоденькая девушка. Теперь всем стало абсолютно ясно: Игры закончились, троице победителей осталось пройти перегон до Павелецкой и получить заслуженные призы. Вместо этого Феликс сотоварищи поднялись на платформу. Чиновник в сером джемпере, по совместительству букмекер, преградил дорогу чемпионам и принялся выкрикивать панегирик бойцам Четвертого Рейха.

И тут случилось то, чего Брут совсем не ожидал: Фольгер прилюдно объявил, что на стороне Рейха он участвовал по подложным документам и потому отказывается от победы. Следом за шокирующей тирадой троица, расталкивая озадаченных зевак, скрылась в переходе на Серпуховскую.

Требовалось немедленно принять решение, и штурмбаннфюрер, не колеблясь, скомандовал:

– За мной!

Несмотря на оперативность, он, Штефан и Ганс потеряли из виду команду Фольгера. Впрочем, Брут не сомневался, куда двинется проклятый предатель интересов Рейха. У него был только один путь – в сторону Полиса через Полянку. Правда, чисто теоретически ренегат мог направиться и на юг, к станции Севастопольская, но штурмбаннфюреру этот вариант показался маловероятным. Севастопольская являлась полуизолированным анклавом, вынужденным постоянно обороняться от агрессивно настроенных мутантов. Жизнь там была сущим адом, по сравнению с которым даже жалкое существование на нищей Павелецкой радиальной могло показаться вполне сносным.

Пограничник неприлично долго выдавал сданное в камеру хранения оружие.

– Зря столько километров отмотали со своего Бауманского альянса, – злорадно улыбнулся он, – вон оно как обернулось.

Брут подавил нахлынувшее искушение вбить нос в глотку ганзейскому недоумку и, сжав до боли кулаки, лишь сухо ответил:

– Значит, судьба.

Наконец все формальности были улажены, и нацисты пустились в погоню, к Полянке.

По правде говоря, штурмбаннфюрер затаил обиду на станцию, славившуюся паранормальным воздействием на людей. Брут неоднократно бывал на Полянке, но ни разу станция-призрак не приоткрыла перед ним двери потустороннего.

Брут, конечно, не был оторванным от жизни мечтателем (такие в метро долго не живут) – но и циничным атеистом себя не считал. Среди офицерства Четвертого Рейха существовала устойчивая мода на неоязычество. Один и боги, руны судьбы, Регнарёк, врата Асгарда, распахнутые для адептов чистоты расы, – все эти понятия не были для штурмбаннфюрера пустыми звуками. Он и мутантов, бывало, называл именами хтонических чудовищ, как Нидхёгга из Антроповского сквера, так удачно спасшего его команду от крысанов. Брут искренне считал себя настоящим воином, достойным посещения чертогов, в которых пировали герои.