Гонка за счастьем

— Эдакое, знаешь ли, благодарственное письмо за твой интересный цикл лекций, но с небольшим разъяснением в конце — «в отсутствие бюджетных средств мы, к сожалению, не сможем возобновить с Вами нового договора на следующий курс, о котором раньше шла речь» — декан факультета, подпись — вероятно, ты догадываешься, в каком бешенстве пребывает факультетское начальство, если отсутствует даже формальное — с уважением.

Она внимательно смотрела на него, боясь переборщить, — мало ли что может случиться…

— Вообще говоря, вся эта история, с легкой подачи ее главной героини, обросла таким количеством омерзительных подробностей, что отличить действительные события от вымысла, или, вернее, от вранья, невозможно, не стоит даже разбираться, что правда, а что — нет… Чего стоят одни только детальные описания некоторых твоих размеров в разных состояниях, звуков и словечек, испускаемых тобой в недвусмысленных ситуациях. Может, мне повторить?

— Замолчи, — прохрипел он, слушать было невыносимо…

Он представил себе, как мальчишки и девчонки, возраста его дочери, острые на язычок, весело, без ограничений и тормозов потешаются над изложением и обсасыванием мельчайших подробностей их свиданий, а потом, дополненные их фантазией и соответствующим образом откомментированные, новости волнами расходятся дальше и дальше…

Теперь были понятны разные фразочки и намеки знакомых, типа: «Нам бы твой размах», или: «Я вот уже выдохся, в тираж вышел, а ты — все еще молодой орел», ну, а недавняя уж точно — «Затаился, нигде тебя не видно, наверное, скоро поразишь каким-нибудь новым изобильем…»

Вспомнив последнюю фразу, он содрогнулся, связав ее со своим последним опусом, который отнюдь не предназначался для широкой публики. В начале романа с Мариной они встретились на чьей-то даче, и она, увидев пианино, наиграла и впервые спела — даже голос у нее оказался приятным — его последний романс:

Не волнуйся, не плачь, не труди
Сил иссякших и сердца не мучай.
Ты жива, ты во мне, ты в груди.
Как опора, как друг и как случай.

Закружив в вальсе и доведя его до полного экстаза, она тут же потребовала немедленно сочинить и посвятить ей песню, еще лучше — романс, потому что знала — у него есть цикл романсов на собственные стихи.

Он постоянно грешил рифмоплетством, для души, не относясь к этой забаве слишком серьезно, с удовольствием принимал участие в разного рода капустниках и юморинах, легко выдавал эпиграммы — они были известны всей Москве. Жена в свое время собрала все его романсовые опусы, как он говорил, «намаранные в стиле клозетной поэзии», и издала сборник в Музгизе, после чего, к его полному удивлению, был такой ажиотаж, что альбом предложили переиздать — по многочисленным просьбам.

В тот раз он, сентиментальный старый дурень, не удержался — пуская пузыри восторга, распушив хвост и перья, на одном дыхании написал и тут же пропел ей экспромт, аккомпанируя себе:

Как вы прелестны,
           О, эти губки!
                  Как вы чудесны,
                             О, эти зубки!

О, эти юбки,

           О, эти складки
                  О, эти губки.
                             Как же вы сладки!

О, эти юбки

—           Как же вы длинны!
                  О, эти грудки —
                             Как вы невинны!

О, эти губки

—           Мной захлебнитесь!
                  О, эти зубки —
                             В меня вонзитесь!

О, эти сладости —

           Вас — изобилье!
                  Прежние радости
                             Все позабыл я!

Как они круглы.

           Как они нежны.
                  Как они смуглы
                             И безмятежны!

О, эти пуговки,

           О, эти юбки,
                  О, эти грудки…
                             О, эти губки…
О-О-О!!!

Конечно, именно отсюда это пошлое, дешевое «изобилье»…

И даже вполне невинный вопрос — «Какие новости?» — наверняка задавался не просто так, а с подтекстом, подразумевая новость номер один…

Как он отвратителен сам себе, как он вообще гадок и мерзок… Если бы можно было прекратить весь этот бред… отшвырнуть эту мерзкую, скользкую гадину от себя, сесть в машину, разогнаться и… все закончить — одним махом…

А может, достать что-нибудь у знакомых врачей? Да он даже не знает, что просить, кроме цианистого калия, больше и не слышал ни одного названия, а его уж точно — не достать… Как, вообще, люди добровольно уходят из жизни? Ведь должны же быть способы…

Ровный голос жены вывел его из лихорадочного оцепенения:

— Что сделано, то сделано — конец этой истории не равносилен концу света…

Она как будто читала его мысли…

— Пусть рожает, трагедии не будет. Увидишь, это аморальное существо не просто выживет, а весьма быстро утешится. Я более чем уверена, что кого-нибудь им все-таки удастся заарканить. Глупо думать, что ты — единственный запасной вариант прикрытия.

— Да мне-то что делать? Как мне жить со всем этим?