Я напряг воображение, представляя себе, где находятся все остальные сувальды и как они движутся при повороте ключа. Мысленно я карабкался по горе шестеренок и колесиков, измерял и проверял, рисовал грубые схемы, перемещая детали, чтобы изучить их со всех возможных сторон. Эту способность я приобрел, в основном, от скуки. Ребенок, родителей которого постоянно нет дома, у которого нет друзей и в распоряжении которого сотни миль степей, обычно живет не в реальном мире, а в своем воображении. Это позволило моему мозгу создавать образы, и это дало мне преимущество. Взлом замков – это одна часть инженерных знаний, одна часть навыков и две части фантазии. Фактически это поединок между замочным мастером и той изобретательной сволочью, которая придумала замок.
Убедившись в том, что все сделано правильно, я повернул цилиндр, используя лезвие ножа вместо ключа. Раздались приятные уху щелчки: каждый из трех засовов открылся.
Я уже привык к тому, что никакой добычи в шкатулках нет, что единственный приз – удовлетворение от взлома. Правда, для меня это была только половина приза. Однако в этой шкатулке, обитой изнутри розовой тканью, лежал клочок желтого папируса. На нем красными чернилами был выведен символ.
– «Комната»?
Я не очень хорошо знал аркийский, но за время, проведенное в башне Хорикс, мне удалось кое-чему научиться. Это оказалось непросто: сначала нужно было разгадать значение каждого символа, а затем разобраться в самом языке. Сами символы – странные закорючки – произошли от иератического письма, которым аркийцы пользовались тысячи лет назад, когда в ходе Долгой Зимы земля якобы обледенела. Лично я не мог себе это представить.
Комнат в башне было навалом. Интересно, какую именно комнату имела в виду старая кошелка? Я решил, что проще всего будет начать с ее собственной.
Шкатулку я понес, положив на живот, хотя она постоянно норовила с него свалиться. Меня злило, что теперь мне придется провести целую вечность с таким огромным пузом, но тут я сам виноват – последний год жизни я провел, гуляя по тавернам Таймара. Пока я был жив, у меня всегда оставался шанс измениться: немного физических упражнений, побольше овощей, поменьше пива – все это могло мне помочь, но я принял другое решение, так я сам во всем виноват. И теперь, после смерти, я застрял в пухлом теле и ничего не мог с этим сделать – разве что надеть более просторный балахон. Или огромный шарф. По крайней мере, в такие моменты, как сейчас, я, немного напрягшись, мог превратить свой верный живот в полку для переноски тяжелых вещей – таких, как эти мерзкие шкатулки.
Переваливаясь с ноги на ногу, я поднялся по лестнице; по дороге мне пришлось дважды поправить шкатулку на животе. На вершине башни было тепло, и ноги обдувал горячий ветерок. Должно быть, кто-то открыл здесь окна.
Как я и предполагал, вдова была в своих покоях – она смотрела на город с балкона. Занавески были отдернуты в сторону, но все равно плясали на ветру и тянулись ко мне.
Мне вдруг показалось, что Хорикс считает себя неплохой актрисой. Каждое наше взаимодействие казалось отрепетированным, каждый миг – прописанным в сценарии или, по меньшей мере, был связан с начальным и конечным событиями, которые она запланировала. Я был уверен, что даже сейчас она встала у окна намеренно – чтобы использовать вид на город в качестве аргумента.
Я ждал, когда она меня заметит. Мне хотелось, чтобы она вышла из роли, повернулась и увидела, что зрители уже прибыли. Прождав несколько долгих минут, я с раздражением понял, что поворачиваться она не собирается. Я с глухим стуком поставил шкатулку на стол и подошел к балкону, сложив руки перед собой.
– Она тебя одолела? – спросила вдова, не оборачиваясь. Горячий ветер принес мне ее слова.
– Ни в малейшей степени, вдова Хорикс.
– Десять шкатулок подряд.
– Я уже говорил, что я замочный мастер, а не шкатулочный?
– Ты говорил, что замок – это всегда замок.
– Да, но…
– Келтро, видел ли ты когда-нибудь столь величественный город?
– Иди сюда.
Я встал рядом с ней, моргая от яркого света. Солнце находилось позади нас, но, несмотря на тень от башни, белые крыши и стены горчичного цвета уже сияли в его лучах.
Прикрыв глаза рукой, я проследил взглядом за длинным черным силуэтом башни, уходящим в глубь города. Аракс, как всегда ревел, наполняя воздух звуками жизни и торговли. Верещали попугаи, мяукали чайки, глухо топали ноги и копыта, тысячи торговцев во все горло расхваливали свой товар, лязгали машины на заводах. Время от времени я слышал удары колокола. В порту что-то грохотало. Изредка где-то раздавались вопли.
Вдоль горизонта тянулось Беспокойное море, уходя на запад, где сливалось с желтой землей и бесконечным городом. Я посмотрел на юг и попытался увидеть окраины Аракса – Просторы. Они были столь же далекими, как и морской горизонт. Между ними и мной, словно недостижимые острова, из земли торчали высокие пирамиды и башни, похожие на лезвия ножей. Если я прищуривался, то мог разглядеть вдали, на фоне лазурного неба, размытые оранжевые пятна песчаных бурь.