Сизин снова посмотрела на город, раскинувшийся далеко внизу. Двадцать лет она ждала, когда ее головы коснется холодная корона. Эта мечта расцвела в сознании двухлетней Сизин, когда ее отец взошел на трон, даже не отмыв руки от крови. Именно тогда она поняла свое место в мире.
– Я устрою в городе беспорядки; и когда они заставят его вылезти из золотой норы, я буду ждать его – с улыбкой и с самострелом в руке. Слишком долго я оставалась в тени, слишком долго следила за тем, как мой отец бездарно правит страной, а мать с каждым днем становится все более похожей на призрак. Я отказываюсь быть его посланницей, какой была она. Я родилась в Игле, чтобы править, и мне давно пора взять власть в свои руки.
Призрак не ответил.
– Тебя что-то тревожит, Итейн?
– Ничего меня не тревожит, ваше роскошество. Просто я вижу, что намечается новое кровопролитие, вот и все. – Он повернулся к ней; его голубое лицо было бесстрастным. – Но ведь род Талин-Ренала привык проливать кровь, верно?
Сизин щелкнула пальцами.
– Именно так, и я надеюсь, что, когда настанет время, ее прольешь именно ты.
– Я умер, чтобы служить вам, ваше великолепие, – с поклоном ответил он.
– В таком случае поручи моим шпионам заняться недавними исчезновениями. Возможно, именно это мне и нужно. – Она нашла кресло и упала в него. – И принеси мне обед. Я проголодалась.
– Разумеется. – Итейн снова поклонился, уже направляясь к дверям. – Полагаю, все эти интриги пробуждают аппетит. Ваши мать и отец гордились бы вами, если бы видели вас сейчас.
Итейн закрыл дверь до того, как в него полетела подушка. Она упала на пол, и колокольчики на ее кисточках зазвенели. Их ноты повисли в воздухе, остановив проклятие, уже готовое слететь с губ Сизин, и пробудили в ней одну мысль.
В спальне Сизин у ее кровати стоял стальной сундук, запертый на три прочных висячих замка. Сизин отперла их ключами, висевшими на ее шее: в сундуке, на куче драгоценностей, лежала коробочка из полированного красного дерева, окованная черным железом. В ней находился изящный серебряный колокольчик, на котором были выгравированы медные перья и грозовые тучи.
Сизин отнесла его в соседнюю комнату – туда, где у открытой двери на балкон резвились легкие, словно паутина, занавески. Ветер потянул ее за волосы; она высоко подняла колокольчик и девять раз позвонила в него. Звонить так долго было утомительно, однако именно столько требовалось для самого быстрого заклинания вызова.
Воздух над каменными перилами затрещал, а затем появилось облако из белых перьев и пыли. Песок ударил в лицо Сизин, и она отшатнулась.
– Снова ты, – сказал резкий голос, похожий на треск крабовых панцирей, которые кто-то давит.
Когда к Сизин вернулось зрение, она увидела сидящего на камне взъерошенного сокола; его перья торчали во все стороны, черно-желтые глаза были прищурены. Птица раскрыла крючковатый клюв, задыхаясь.
– Снова я, – ответила Сизин.
Сокол пристально посмотрел на нее. Его глаза сияли ярко, однако почему-то казались холодными, словно у убийцы.
– Когда ты меня вызвала, я уже наполовину залез в крысиную нору. Ты так меня напугала, что я чуть не обосрался. Нельзя спустя столько времени вызывать меня без предупреждения. Я думал, ты меня продала.
– А по-моему, очень даже можно, – Сизин снова позвонила в колокольчик. Сокол заверещал, словно от боли. – Так что прикуси язык, дерзкая птичка.
– Шесть звонков тоже работают. Звони шесть раз, и тогда я смогу прибыть не торопясь.
– Нет. Дело срочное.
Птица щелкнула клювом.
– Твою мать! Я же сокол, принцесса. Я довольно быстро летаю.
– Сейчас ты здесь. И ты мне нужен.
– Это так не работает. Я раб колокольчика, а не твоих капризов!
Сизин потрясла колокольчиком, выставив его за перила, и вытянула шею, думая о том, на какую улицу он упадет.
– Я знаю, как все работает, Безел. Колокольчик – то же самое, что и половина монеты, так что не дерзи своей госпоже.
Сокол сделал пару шагов по перилам, царапая песчаник острыми когтями.
– Что ты предлагаешь на этот раз?
– Еду, разумеется. Вино. Можешь жить в гнезде столько, сколько хочешь. Я даже уберу оттуда почтовых птиц.
– И это все?
– Пару самок в неделю.
– Лучше три, – надулся Безел. – В день. Еще что-нибудь?
Сизин скрестила руки на груди.
– И я буду звонить шесть раз.
– И что тебе нужно на этот раз?
– Чтобы ты как можно быстрее нашел мою мать.
– Значит, она не умерла? Говорят, она умерла.
– Вряд ли! О такой трагедии ты наверняка бы услышал.
– Принцесса, до того как ты грубо меня вызвала, я был в Сколе. Хочешь – верь, хочешь – нет, но Дальние Края не следят за жизнью Аркийской империи и твоей королевской семьи.
– Возможно, что зря. Но мы отвлеклись от темы. Моя мать не умерла, а просто ушла. В записке, которую она оставила, говорится, что она отправилась на восток, вот я и подумала, что она заскучала по родине, или же ей надоел отец с его убежищем. Мне нужно точно знать, что с ней. Мне нужно знать, где она, собирается ли она вернуться, и есть ли у нее планы, которые я еще не разгадала.
Сокол вздохнул.
– Вы, аркийцы, вообще никому не верите, да?