Гонки на выживание

– Извините, – сказал Даниэль, усаживаясь на свое место. Он отпил глоток белого вина, оставшегося в его бокале. – Мне нужно вам кое-что сказать, – начал он, – но сначала мне нужно переговорить со старшим официантом.

Даниэль подозвал метрдотеля.

– Можно подавать вам горячие закуски, мистер Стоун?

– Да, благодарю вас. Но я хотел спросить: у вас сегодня есть омары?

– Я бы не рекомендовал их вам, сэр, по правде говоря. Только хвосты, да и то мелкие.

– Мне это как раз подходит.

– Хотите заменить заказанные закуски, мистер Стоун, или горячее блюдо? – Вид у метрдотеля был встревоженный. – Они действительно очень мелкие.

– Это не для меня, – с улыбкой пояснил Даниэль. – У дверей ресторана сидит маленький черный котенок. Они для него.

– О, я понимаю! – Метрдотель вздохнул с таким облегчением, словно клиенты «Сарди» чуть ли не ежедневно привязывали кошек у входа, как лошадей до наступления эпохи Генри Форда. Капризам клиентов в разумных пределах полагалось потакать, таково было правило заведения. – Это ваш кот, сэр? – спросил он доверительным тоном. – Зачем же вы оставили его на улице? Гардеробщица могла бы за ним присмотреть.

– Благодарю за великодушное предложение, – усмехнулся Даниэль. – Нет, я прошу вас всего лишь поручить кому-нибудь извлечь мякоть омаров из скорлупы и положить на тротуар – в салфетке, разумеется. Ну и, естественно, внесите это в мой счет.

– Да, конечно. Но, вы, может быть, не в курсе, мистер Стоун, городские власти запрещают…

– Хотите, чтобы я сделал это сам?

– Нет, разумеется, нет. – Несчастный метрдотель нервно сглотнул. – Хвосты омаров. Для кота. Заказ принят.

Он ретировался.

Оба Алессандро, отец и сын, оказались на высоте положения.

– А это и вправду ваш кот? – спросил Роберто. – Представляешь, Анди, как повезло бы неапольским котам, будь у них такой покровитель, как Дэн Стоун: омары на обед! – И он громко расхохотался.

– Вы хотели что-то нам сказать, Дэн? – с любопытством напомнил Андреас.

– Совершенно верно.

Даниэль отпил еще глоток вина, чтобы подстегнуть свою решимость.

– Герр Алессандро, – начал Даниэль, стараясь сохранить спокойный, ровный тон, – вы сказали, что мое лицо кажется вам знакомым.

Роберто кивнул.

– Вы были правы.

– Вы хотите сказать, что раньше уже встречались с моим отцом? – удивился Андреас.

Даниэль выждал минуту. Весь его страх куда-то улетучился.

– Я встречался не только с вашим отцом, Андреас. – Он вдруг почувствовал, что у него горят щеки, ему уже не терпелось выложить всю правду. – Помните 1943 год?

Андреас растерялся. Он чуть было не сказал, что не помнит, да и с какой стати ему помнить, но передумал.

– 1943-й? Мне было восемь… нет, девять лет.

Роберто невольно ахнул, и Андреас посмотрел на отца.

– Папа? Ты знаешь, о чем он говорит?

– Неужели ты не помнишь, Анди? – проговорил Роберто своим глубоким, рокочущим басом. – Постарайся вспомнить.

– Мое лицо, Андреас. Взгляните на это. – Он коснулся маленького шрама под левым глазом.

– Не могу поверить, – прошептал Андреас. На мгновение он побледнел, потом покраснел от волнения. – Даниэль? Даниэль Зильберштейн? – Он привстал со стула и рухнул обратно. – Папа, это он! – Андреас повернулся к отцу и схватил его за руку. – Папа, помнишь, как мы все гадали, что с ним случилось после той ночи?

– Ну вот, теперь мы знаем, – кивнул Роберто. Его глаза говорили куда больше, чем слова.

– Почему ты изменил имя?

– Многие люди изменили имя, переехав в Америку.

– Я не менял.

– Ты же не еврей.

Такой уклончивый ответ, видимо, удовлетворил Андреаса.

– Господи боже, мне все еще не верится! И ты его узнал, папа?

– Нет, просто он показался мне смутно знакомым.

Глаза Андреаса вдруг затуманились, его память все больше погружалась в прошлое.

– Я не вспоминал о Даниэле Зильберштейне – то есть о тебе – уже очень-очень давно, но раньше, всякий раз, когда я все-таки вспоминал, гадал, что с тобой сталось, я радовался, что ты позволил мне помочь, что ты мне поверил. Я впервые в жизни действовал самостоятельно, я был самим собой, а не просто мальчишкой, сыном своих родителей… – Он умолк и пристально посмотрел на отца. – Ты ведь это понял, правда, папа?

– Да.

– А мама не поняла. Она не могла понять. Подвергнуть семью опасности, риску разоблачения, скандала – для нее это было немыслимо, – объяснил Андреас Даниэлю. – Долгое время я думал… верил, что ненавижу ее за это.

– Но ведь на самом деле это было не так, – торопливо вставил Даниэль.

– Конечно, нет. Говорят, любовь и ненависть – родственные чувства, но я в это не верю. Я не всегда был доволен своей матерью, но я всегда любил ее.

Роберто отодвинул тарелку.

– Наш бедный метрдотель, наверное, решит, что мы недовольны обедом, но я удаляюсь.

– В чем дело, папа?

– Герр Алессандро, нет необходимости…

– Нет, есть. – Роберто внимательно посмотрел на Даниэля. – Это встреча друзей.

– Для нас троих, – сказал Даниэль.

– Для вас двоих, – возразил Роберто. – Если не ошибаюсь, вы именно это планировали на сегодня, а я вломился как медведь и разрушил ваши планы.

– Вы же не могли этого знать, сэр.