Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

Пастухов видел, что его сносит в горы. Подтягивая и отпуская стропы, он управлял площадью и наполнением купола, стараясь изменить направление спуска, но ветер был сильнее. Горы приближались -- черная гряда, в которой он не соберет костей. Скорость снижения нарастала, и он понял, что отклониться не сможет. Но тут восходящий теплый поток за сотню метров от каменной стены поднял его и утянул в сторону, на пологий склон. Купол намертво зацепился за крупные острые выступы на вершине и опал. Сергей лежал на наклонной бугристой скале среди камней, мелкие камешки время от времени срывались, со стуком скатывались вниз и улетали в гулкую черноту. Он чувствовал, что парашют закрепился прочно и надежно удерживает от сползания по склону. На руках и локтях горели ссадины, ткань нового камуфляжного костюма порвалась во многих местах. Однако, как ни странно, лежать было довольно удобно.

"Хорошо бы передохнуть", -- подумал он. Но надо было идти на встречу со своими. Любой шаг, любое движение здесь могли стать последними. Он не видел ничего, кроме непроницаемой черноты внизу и резкого силуэта ближайшей горы на фоне неба, упиравшейся в густую синеву.

"Вот зараза! -- подумал он. -- Приземлился нормально, прямо скажем, чудом не расшибся. И опять в плену".

Спускаться до рассвета было чистым самоубийством. Он не знал, заметили или нет пилоты истребителей и вертолетов их выброску с борта "Руслана". Если засекли, передали по связи -- наверняка Рашид-Шах отправит поисковиков. И он ясно представил, за сколько километров увидят белый купол его парашюта с вертолетов их группы захвата. Были б горы эти повыше, белели бы снегами...

Купол, удерживавший его от скольжения вниз по склону, надо было убирать.

И вдруг он засмеялся. Положение было какое угодно, только не смешное. Но он лежал и хохотал, и это не был нервный смех -- спутник предельного перенапряжения. Он хохотал и не мог остановиться.

Ему вспомнился несчастный отец Федор на скале из "Двенадцати стульев". Сколько раз вот так, еще мальчишкой, он хохотал, когда доходил до этого места, когда к незадачливому сопернику бессмертных Остапа и Кисы прилетал орел и улетал, крикнув "ку-ка-ре-ку"!

-- и-мое! -- вдруг донеслось откуда-то снизу. -- Пастух, ты?

-- Не корысти ради, -- откликнулся Сергей, -- а волею пославшей мя жены...

-- Чего-о? -- в ужасе пробасил Хохлов, и негромкий опасливый возглас его гулко разнесся по ущелью.

-- Сними-и-ите меня! -- корчась от хохота, крикнул вниз Пастух. -Сними-и-те меня, я хороший!

-- Ты как туда... изловчился? -- поинтересовался Боцман.

-- Слышь, Митя, -- одолев смех, спросил Пастух, -- ты знаешь, за что я тебя люблю? За умные вопросы. Слушай, этих не видел? Представителей народной интеллигенции...

-- Связи нет, -- ответил Боцман.

-- Ладно, -- сказал Пастух. -- До восхода, видно, тут пропадать. Не видно ни хрена. Рассветет, начнем движение колонн...

-- Прохладно, однако, -- сказал Боцман.

-- Да, пробирает... -- отозвался Сергей. -- Ты "вертушку" видел?

-- Видел, крутился какой-то... -- как из бочки долетел голос товарища. -- Может, за нами?

-- Все может быть...

Ночлег был странный... Ворочаясь на камнях, Пастух то задремывал ненадолго, то снова открывал глаза. Было сыро и очень холодно. Надо было ждать солнца нового дня.

* * *

Машин на маршруте становилось все меньше -- палящая жара и пустынные пески, барханы и дюны, крутые подъемы и резкие повороты делали свое дело. Сдавали то двигатели, то трансмиссии, то не выдерживали люди -- экипажи сходили с трассы и выбывали из состязаний.

Артисту, Мухе и Михаилу пока везло. У них по машинной части пока все было в порядке -- безотказный "лендровер" пилил по жутким дорогам, как у себя дома по Пикадилли.

Бесшабашный Артист еще пару раз, несмотря на строгий запрет, на коротких стоянках и контрольных пунктах пытался вступать в разговор с членами российской команды. И если гонщики малость повеселели, насколько могут повеселеть соискатели приза, поднявшиеся с девятого на седьмое место, отчего и языки у них несколько развязались, то механики из технички после памятного выговора были куда мрачнее прежнего. Квадратный парень, едва завидев Семена, немедленно скрывался внутри фургона, а при третьей попытке, видимо вызванный по рации, на своем красном "джипе" подлетел Добрынин.

-- Вы опять тут, Белецкий? Разговор был? Вы все-таки нарушили мой запрет.

-- А в чем, собственно, дело? -- вдруг взорвался Артист. -- Есть закон о свободе печати! Журналист имеет право...

-- Зако-он? -- прервал его Добрынин. -- О свободе чего?.. -- И он злобно рассмеялся. -- Извини, парень, но ты мне не нравишься. Ну вот не нравишься, и все!

-- Я даже догадываюсь почему, -- ядовито парировал Артист.

-- В данном случае как раз не поэтому, -- угрюмо сдвинув брови, сказал "командор". -- Ты получил второе предупреждение. Третьего не будет. Закон здесь я!

Семен повернулся и пошел к своему "лендроверу".