— А им ничего не делается. Это особые чайки — засмеялся. — Садись! — Он расстелил мохнатую простыню и растянулся на ней, предоставив мне другую половину. Я сел рядом. Борис Иванович повернулся на живот и, подперев голову левой рукой, правой стал собирать гальку и складывать ее в две неравные кучки. Одна из них росла быстро и уже в пять-шесть раз была больше. Он перестал собирать камешки, встал на ноги и, склонив голову набок, залюбовался своим творением. Я тоже поднялся и обнаружил, что Борис Иванович выше меня ростом. Это, впрочем, не удивило меня. Я смотрел на кучки и мне казалось, что камешки двигаются, меняются местами.
— Как тебе нравится? — Он кивнул на кучки.
— Что это?
— Твоя бухгалтерия!
— Не понял!
— Та, что побольше — это убитые тобой, а та, что поменьше — убитые ими.
— Ты имеешь в виду бандитов?
— Да. Ты их так называешь.
— Ты не прав в своих расчетах! — я быстро присел и стал собирать камни.
Рядом с прежними выросли две новые большие кучи.
— Смотри! Это те, которых они убили раньше, а это те, которых бы они убили…
Борис Иванович разбросал ногою одну из них:
— Разве ты знаешь, сколько и кого они убили? Ты их убил за этих, — он показал на маленькую кучку.
— Но разве ты можешь спорить, что, если бы их не ликвидировали, они продолжали бы творить насилия и убийства?
— Хорошо! Пойдем, — он пошел, не оглядываясь. Вскоре донеслись крики и смех. На берегу резвились дети пяти-шести лет. Они со смехом гонялись друг за другом.
Борис Иванович остановился, в его руках появился автомат.
— Вот! — он указал автоматом на детей, — величайшие преступники рода человеческого. Вот те, что поближе — Ленин, Гитлер, рядом с ним — Сталин. Смотри — вон Иоанн IV, которого вы прозвали Грозным, вон — Мао, Пол Пот и прочие. Я собрал их здесь почти всех. Бери автомат и убей их! Каждый из них умрет в детстве и они не принесут человечеству горя. Что же ты медлишь? Убей!
— Но они еще не совершили преступления!
— Так совершат в будущем! Убей!
Я знал, что он говорит правду. Я протянул руку, чтобы взять оружие, но тотчас отдернул ее.
— Я не могу. Это дети!
— Какая разница?! Разве легче убить взрослого за те преступления, которые он еще не совершал?
— Взрослый сам может убить. Он, наконец, сопротивляется. — беспомощно рвался я к истине, которая то появлялась в моем сознании, то исчезала.
— Но они станут взрослыми и будут убивать. Вон, например, Мао убьет сто миллионов китайцев. А что до сопротивления, то разве могли сопротивляться тебе связанные пленные?
— Нет, не могли.
— Вот видишь!