Гонки с дьяволом

— А есть тут три бабы. Ну вот и пришли, — он открыл ключом дверь и мы вошли.

В комнате не было мебели. На коврах лежали шкуры белых медведей и там-сям виднелись разбросанные подушки. Окна были заложены кирпичом, оставляя небольшие просветы вверху. В углу, прижавшись друг к другу, сидели три девочки лет шестнадцати-семнадцати в коротких, едва прикрывающих тело, шелковых комбинациях.

— Уже приготовили, — констатировал Можиевский, — молодец, Семеновна! Свеженькие! Два дня назад привезли. Выбирай любую!

Говорят, человек ко всему привыкает. Казалось, участвуя в оргиях, я уже должен был быть готовым ко всему и, как говорится, нарастить себе толстую шкуру. Но здесь, когда на меня в упор смотрели три пары расширенных от страха глаз, мне стало нехорошо. Я пошатнулся. Можиевский по-своему понял мое состояние и расхохотался:

— То-то! Люб ты мне чем-то, потому и дарю тебе самое лучшее. Выбрал?

Не помня себя, я не глядя указал рукою на одну из них.

— А у тебя губа не дура! Ну да ладно! Выбрал так выбрал! Я своего слова назад не беру. Можешь забирать. Ах да! — он подошел к двери и закричал:

— Семеновна! Где ты, старая перечница? Иди сюда!

Через пару минут послышалось громкое сопение и на пороге выросла грузная фигура. С большой натяжкой можно было признать в ней женщину Это была настоящая горилла, с большим мясистым носом и черными густыми усами под ним. Полный портрет довершали массивные плечи и руки с узловатыми пальцами, торчащими из широких ладоней. «Горилла» недовольно уставилась на Можиевского.

— Семеновна, вот эту, — он указал на мою избранницу, — отведешь в его комнату. Накинь на нее что-нибудь. Да предупреди хорошенько, чтобы не брыкалась, а то отдам хлопцам!

«Горилла» шагнула в комнату и, схватив несчастную за руку, потащила ее вон.

— Ты иди к себе, а у меня еще здесь дела. Хочу немного потолковать с ними, — он вытолкнул меня за дверь и я услышал, как щелкнул замок.

Я стоял ошеломленный, еще не придя в сознание от увиденного и от предложения главаря банды. Внезапно из-за двери раздался приглушенный крик.

Бросившись бежать по коридору, я нечаянно столкнул с подставки хрустальную вазу, но она, упав на толстый ковер, не разбилась. Как в тумане я нашел выход и направился в свою комнату.

— Пан! — услышал я и обернулся.

В трех шагах от меня стояла «горилла». — Пан Виктор, — она оказывается знала мое имя, — не туда. Идемте. Пан Стефан приказал приготовить вам другую комнату.

Она повела меня на второй этаж. Остановилась возле одной из дверей и открыла ключом комнату.

— Вот тут вы будете теперь жить, — пояснила она. За дверью оказалась небольшая прихожая, которая вела в другую комнату.

— Возьмите это, на всякий случай, — она сунула мне в руки какой-то предмет, — может и не понадобится, девчонка подготовлена.

Это была плеть.

— Ну я пойду. Закройтесь, — она протянула мне ключ, — сюда не ходят, но кто знает, может быть по пьянке кто-то забредет и помешает, — она захихикала.

Если кто и подумал сейчас, читая эти строки, что я брошусь душить эту гориллу, потом возьму автомат и начну косить бандитов, а затем сам паду изрешеченный пулями, он ошибается. Ничего этого я не сделал. У меня уже были моменты, когда я мог сорваться и наделать глупостей. Сейчас, как никогда, я ясно понимал, что от моего поведения зависит жизнь и благополучие не только шестисот несчастных рабов, живущих поблизости от усадьбы, но и людей, оставшихся дома. Дома? Я поймал себя на том, что назвал общину, в которой нашел убежище, домом. Смогу ли я так ее называть? Да, если заслужу! Но для этого нельзя быть слабонервным хлюпиком. Нельзя выдать себя! И от моего поведения сейчас это тоже зависит. Если окажется, что я вел себя не так, а старая карга это, несомненно, обнаружит и донесет своему хозяину, я буду разоблачен. «Хорошо, — подумал я, — что они еще не связали меня кровью. Наверное, просто не было случая. А если бы? Смогу ли я тогда все трезво взвесить? Хватит ли нервов? Интересно, Штирлиц, не тот, что в кино, а его реальный прообраз, смог ли он сохранить чистоту рук? Я не говорю — помыслов. Помыслы легче сохранить. А вот руки? Как с ними? За что он получил, например, железный крест и благодарность рейхсфюрера? Вряд ли только за вежливые разговоры с пастором Шлагом».

Я повернулся к девушке…

— Как тебя зовут? — спросил я ее уже позже.

— Ильга…

— Ты что, литовка?

— Да… Ты меня не будешь бить? — спросила она тихо.

— Бить?

Она повернулась ко мне спиной. При свете догорающей свечи ясно были видны полосы на ягодицах и бедрах — следы плети.

— Кто это тебя?

— Старуха. Еще вчера… Там их было двое. Одна держала, а другая била.

— За что?

— Просто так. Это, они говорили, подготовка.

— А эти девочки?

— Их тоже. Ты меня не отдашь потом?

— Кому?

— Всем. Чтобы по очереди… Мне сказала старуха, что если я тебе не понравлюсь, то ты меня отдашь «хлопцам». Я тебе понравилась?

Боже, укрепи мою душу!

— Понравилась! Очень понравилась!

— Я старалась!

— Слушай, ты лучше не говори больше ничего.