Гонобобель (сборник)

В вестибюле второго этажа, уже практически у входа в зал, Кока увидел Шигиняна. Они обнялись, как будто не виделись вечность, у Володи был уставший вид и слегка покрасневшие глаза – наверное, вчера была встреча с очередным флотским коллективом. Что поделаешь, такова плата за известность. Поднявшись по центральному проходу, они устроились на галерке, здесь кучковалась вся «союзовская» молодежь с возрастом от пятидесяти пяти до шестидесяти. Ниже галерки средний возраст присутствующих был в районе семидесяти пяти. Свободных мест практически не осталось, на сцене появился председательствующий. По-хозяйски усевшись к микрофону, он пригласил председателя счетной комиссии, оглядел присутствующих и остался доволен – зал был идеологически чист. Присутствовали исключительно почвенники с легким вкраплением славянофилов. Не вняв старику Бердяеву, утверждавшему, что и славянофилы и западники любят Россию, но только первые как мать, а вторые как дитя, западников здесь считали врагами и союз от них очистили. И если даже кто-то из присутствующих слегка сочувствовал западникам, то чувства свои маскировал, как юношеский прыщ в пубертатный период.

Вообще-то, писательская организация – непростая, можно сказать солидная организация, есть в ней и президиум, и правление, и высший творческий совет, и даже ревизионная комиссия, да и народа состояло в ней немало. Наконец у трибуны показался председатель счетной комиссии – широко известный в узких кругах прозаик. Небритый, в пузырящихся на коленях джинсах и свитере грубой вязки, видимо, так он представлял себе настоящего писателя. Неразборчиво, скороговоркой, всем своим видом демонстрируя, что сто лет ему это не нужно и вообще его оторвали от творческого процесса, он довел до собравшихся, что на учете в организации состоит одна тысяча девятьсот тридцать один человек, присутствует одна тысяча пятьсот сорок семь человек, и объявил председательствующего и членов президиума.

Постепенно члены президиума заняли места на сцене, бросалось в глаза то, что средний возраст президиума был гораздо выше, чем средний по залу. Председательствующий, известный поэт-песенник Громыхалов Фома Ипатьевич, поднялся, взял в руку микрофон и, как бы извиняясь и давая понять, что это формальная необходимость, объявил:

– Товарищи, перед тем как начать, мы должны прослушать гимн.

Вызвано это было не тем, что он пренебрежительно относился к символу родного государства, отнюдь, Громыхалов государство любил, что и доказал своим многолетним творчеством, а тем, что автором гимна был не он, а потому гимн с его точки зрения ни талантливым, ни тем более гениальным быть не мог, и вообще он ему казался каким то дядястепамилиционерским.

Гимн выслушали стоя. Раков, старательно настраивая окуляры, рассматривал президиум через прихваченный бинокль. Поняв, что никого из членов президиума он раньше не видел, фамилий их не слышал и произведений их не читал, Кока почувствовал себя эстетически неполноценным.

– Прошу садиться. Товарищи, с приветственным словом к нам прибыл коллега с Кубани.

К трибуне важно подошел человек в казацкой форме, в лихо заломленной на левое ухо кубанке и с нагайкой в правой руке. Видимо, казачок для храбрости принял, потому как лабуду нес несусветную. Периодически воинственно потряхивая нагайкой, он громко кричал: «Любо!!!» Некоторые «подруги Есенина», еще не забывшие свой последний адюльтер, смотрели на кубанского посланца с обожанием, интуитивно угадывая в нем сильное мужское начало.

Следующим к трибуне вышел представитель Чечни. Разглядывая его через бинокль, Раков справедливо отметил, что костюм от Бриони, ладно сидевший на чеченском писателе, с запасом перевешивал все гранты организации за отчетный период. С выражением вселенской разочарованности писатель поведал собранию о том, что недавно познакомился со вполне благополучным юношей, который про Николая Островского не слышал и про Павку Корчагина не читал. Невооруженным глазом было видно, что он не столько хотел высветить неграмотность молодежи, сколько хотел, чтобы собравшиеся коллеги поверили в то, что он эту книгу читал. Кока толкнул локтем мирно спавшего Шигиняна.

– Володь, как думаешь, что у него слева под мышкой так выпирает?

Шигинян слегка разлепил веки правого глаза, показалась красная сеточка кровеносных сосудов.

– Откуда писатель?

– Из Чечни.

Володя привел веки правого глаза в исходное и, засыпая, пролепетал:

– Или бабки, или пистолет.

Мудрый Шигинян Союз писателей знал, как-никак секретарь. Наконец посланцы кончились, и слово для отчетного доклада предоставили председателю президиума Московской писательской организации. Многолетний председатель, известный литератор Иван Владимирович Уткин, шаркая по полу ногами, с трудом передвигаясь, направился к трибуне. Зародилась надежда: «Может, не дойдет?». Дошел, вцепился в трибуну и положил перед собой толстую пачку бумаги, видимо, доклад. На галерке коллективно прикидывали, сколько времени он сможет выстоять.