Гонорар

…Снилась какая-то дрянь, но, к счастью, невнятно. Страшно хотелось пить, и Баринов ходил среди ночи за водой, шарахаясь от малейшего шороха. Как всегда с похмелья, он проснулся очень рано и, пока сосед за стеной не включил радио, чувствовал себя всеми забытым, несчастным и так непоправимо одиноким, что про трамвай он толком припомнил только уже за завтраком: висело нечто над ним. Ни в коем случае, заорало все внутри, ни в коем случае! Пересидеть дома! И он совсем было склонился к этому варианту, но представил, что до завтра на неизбежное событие нарастут проценты, как нарастают пени на невыплаченный телефонный счет. За нищих надлежало расплатиться немедленно. Чтобы не попасть под поезд назавтра и не лишиться ноги послезавтра в столкновении с каким-нибудь совсем уж непредвиденным транспортным монстром вроде снегохода.

Он поехал вместе с Щербановым на работу, но схитрил и взял такси. До редакции они докатили вполне благополучно. Когда встал вопрос, кому ехать на пресс-конференцию, Баринов выкрутился и сел вместо этого сочинять подпись к фототеме. Как всегда, когда день проходил в кабинете, без перемещений и приключений, вечер наступил скучно и быстро. Окно стало отражать лампы дневного света, густая синева перешла в абсолютный мрак, в котором едва желтели окна напротив. Сеялась оттепельная морось, на тротуарах вода выступила поверх льда. Баринов глубоко вздохнул и пошел на остановку.

Он мог бы взять такси и до дома, но после того, как фатумолог пробил в его бюджете труднолатаемую брешь (сумма была уже отложена), две тачки в день выглядели роскошью непозволительной. Он работал далеко от дома. Кроме того, его страшили проценты.

Подавать нищим было уже можно, и Баринов с облегчением сунул молодому крепкому парню три рубля. Парень не поблагодарил и даже не кивнул. На переходе с «Краснопресненской» на «Баррикадную» одинокий саксофонист возносил под меловые своды вопль о бездарно прожитой жизни, и Баринов ему посочувствовал, но денег не дал. Невероятно высокая нота сопровождала его до самого поезда.

Сейчас он был бы не прочь заехать к какому-нибудь старому приятелю, из прежних и близких, и обсудить с ним невыносимое двойственное положение. Ему пришел в голову сюжет о человеке, который оказался перед выбором и раздвоился. Один должен был остаться с женой, другая ипостась отходила любовнице. В результате обе ипостаси передрались, пытаясь решить между собой, кому что. Один убил другого и очутился перед прежним выбором.

Он подумал, что из этого мог бы получиться рассказ и что лучше всего было бы сейчас не ехать в метро, конструируя сюжеты, а сидеть у друга, пить с ним что-нибудь легкое и рассказывать ситуацию, просто чтобы рассказать. Повествуя о своих горестях, человек видит их со стороны, сознает их невеликость и успокаивается. Интересно, что скажет фатумолог назавтра, когда не произойдет никакого трамвая. Не может быть, чтобы вчерашний нищий помешал.

Баринов вылез и тупо постоял на платформе, проводив свой поезд и Бог весть зачем дожидаясь следующего. Следующий выкатился из тоннеля, толкая впереди себя сноп воздуха, как поршень в шприце. Люстры под сводом тонко задребезжали.

…Он сам плохо понимал, как произошло все потом. С чувством странного и внезапного облегчения — до дома было два шага! — он взбежал по ступенькам, выскочил из метро, домчался до остановки, но автобус был переполнен, и он в него не влез. Он уже стоял на подножке, когда его выпихнули, но одна из тесемок его куртки, болтавшаяся на поясе, застряла в дверях. Автобус тронулся, и Баринов побежал за ним, словно на поводке, оскользаясь каждую секунду, при всех шансах упасть-таки и либо пропахать носом изрядное расстояние, либо сползти под колесо. Он слегка наддал, чтобы поравняться с дверями, и с силой дернул. Куртка трещала, натянувшаяся тесемка сдавила ему бока. Наконец он отцепился. Весь инцидент не занял четверти минуты, и Баринов нашел в себе довольно сил, чтобы улыбнуться обступившим его пассажирам, которые тоже не влезли в ушедший автобус.

— Мог бы упасть, — сказала ему женщина, из тех, что всегда говорят подобные вещи.