Гонцы смерти

— Трудно, — помолчав, ответил Станкевич. — Трудно привыкать к чужим требованиям, капризам. Семейному этикету. Я понимаю, что Люда, может быть, единственная женщина, которая мне сегодня нужна, но что-то меня останавливает. Я даже не так страшусь Эллы, с этой все просто и все понятно, а тут как заново родиться.

— Вот уж не думал, что такой мужик, как ты, способен испытывать страх перед особой противоположного пола. — Кузьма загреб еще пригоршню печенья.

— Тут не страх… — Станкевич задумался. — Разве Подколесин испытывал страх перед Агафьей Тихоновной? Тут другое. Тут боязнь сломать в себе что-то очень важное…

Внизу засигналила машина. Кузьма, как кошка, подскочил к окну. Выглянул.

— Наш красавчик приехал…

Он нажал кнопку на пульте, расположенном в нише стены и скрытом портьерой. Ворота бесшумно открылись. «Вольво-640» въехала во двор.

— Заходи, к Гене-цвали, — скаламбурил Кузьма, помахав ему из окна. — Не любит меня твой банкир, не жалует, — проворчал он.

Санин заявился, держа в руках бутылку хорошего английского джина и «Швепс-тоник». Вытащил из кармана сотовый телефон, положил на стол.

— Лед есть? — деловито осведомился он и взглянул на Кузьму. Станкевич не произнес ни слова, не без иронической улыбки разглядывая приехавшего Санина, ухоженного, в дорогом костюме, ярком обезьяннем галстуке с золотой бриллиантовой булавкой и такими же, стоящими больше пятидесяти тысяч долларов запонками, часами «Роллекс», всем своим видом олицетворяющего современного преуспевающего банкира. Виталик даже не вписывался в весьма не бедную по интерьеру гостиную дачи, которая тотчас померкла и стала казаться мрачной и убогой. Весь его вид требовал мраморных колонн и пышных фонтанов, фейерверка роскоши и богатства.

— Сейчас лед принесу, — сказал Кузьма.

Санин выглядел именинником и не мог сдержать торжествующей улыбки.

— Что, Белов уже позвонил? — удивился Хозяин, потому что от Людочки звонка еще не было, а она, как обычно, узнает первой, ей докладывают референтки из Кремля, которых она с помощью Станкевича регулярно подкармливала всякими дорогими безделушками.

— Пока еще нет. — Виталик посмотрел на часы. — Но вот-вот должен.

— Считаешь, утвердят тебя?

— Не знаю, — уклончиво проговорил Санин.

— Я думаю, будет Кречетов. Мне Суханов сегодня позвонил, сказал, что Президент ему твердо пообещал, — сообщил Станкевич, больше всего желая досадить этому яркому павиану, в котором Хозяина раздражало все: и его безвкусица, и страсть к дорогим вещам, и непомерное честолюбие, и непроходимая тупость, неумение просчитывать любую ситуацию на десять ходов вперед. Виталик считал всегда на четыре, считая, что этого достаточно.

— Да? — сияние Виталика тотчас померкло.

— А ты уже губу раскатал?

— Что, нельзя помечтать? — обиженно отозвался Виталик.

«Чистый Бальзаминов, — усмехнулся про себя Станкевич. — И как раньше я всего этого не разглядел?»

— Я ведь запретил тебе даже думать о госслужбе, — холодно заметил Геннадий Генрихович. — В чем дело?!

— Это же не госслужба. Это власть.

«Вот придурок, — обозлился Хозяин. — С ним даже разговаривать нормально невозможно».

— Завтра же газеты растрезвонят о твоих любовницах, о замке в Подушкине и назовут тебя вором. На том вся твоя власть и закончится… Захотелось, чтобы прилюдно тебя выставили под зад коленом?

Виталик поморщился: он не любил грубых шуток Станкевича. Кузьма принес лед. Виталик налил себе джина, разбавил его тоником, бросил три больших кубика льда.

— Тебе налить? — спросил у Хозяина Санин.

— Мартини.

Виталик налил Генику мартини, бросил лед, принес ему стакан. Санина уже воротило от этого сытого, хамоватого Хозяина, который разговаривал с ним, как со своим рабом, презрительно и через губу. «Да кто он, черт возьми?! Какого дьявола я терплю его грубые выходки?!»

— О чем ты хотел поговорить? — спросил Геннадий Генрихович.

— Да так…

— Говори, не стесняйся. Ты же знаешь, что от Кузьмы у меня секретов нет.

— Это касается сделки с «Радугой».

— И что?! — недовольно протянул Станкевич и презрительно оттопырил верхнюю губу.

— Мои ребята проверили, вся эта «Радуга» обыкновенная подстава, — стараясь еще сдерживаться и не выходить из себя, начал разговор Виталик. — Нельзя было найти что-нибудь поприличнее? Если налоговая полиция разнюхает, могут быть серьезные неприятности. Раньше ты действовал более осторожно.

— А что может быть? — не понял Хозяин. — Ну допустим, разнюхают, обвинят в преднамеренном присвоении сорока миллионов. Мы, правление, снимем тебя с должности за эти махинации, ты же подписывал договор.

Виталик, потрясенный этим наглым, циничным заявлением, посмотрел на Станкевича, точно желая услышать опровержение, что Хозяин пошутил, и только. Но Геннадий Генрихович, врезав Санину по роже этой фразой, победно улыбнулся.

— Ты это серьезно?

— Вполне. За это ты и получаешь неплохую зарплату, да еще подворовываешь прилично.