Я поднялась, поправила свою юбочку-«лолиту», чтобы на сторону не перекручивалась, спустила на нос свои сногсшибательные очки, помахала лапкой и двинула по променаду в туманную даль сюжета…
За спиной свистнули негромко. Порядочные девушки на свист, понятное дело, не оборачиваются. Но я обернулась. Гонзу шел позади, перекинув свою тяжелую кожанку через плечо.
– Уверена, что хочешь покопаться в этой истории?
Вот заладил – «уверена, уверена»… Да! Я уверена! Я еще в жизни так уверена ни в чем не была. Со времен капитана Лили.
Русалка
Я сижу в кресле – здоровом таком, не кресло, а полдивана. Гонзу – на полу полулежа, на подушку облокотился. Мы вырисовываем план. Нет, какой еще план – ретроспектива событий. Пляшем задом наперед: первая точка – тело Прекрасной Купальщицы среди мусора на дне заброшки, конечная – живая и веселая, она стоит на краю бассейна – другого, настоящего. Надо размотать клубочек от сих до сих.
Он налил нам по капельке скотча в толстые тяжелые стаканы, свой он держит в руке, не пьет, нюхает.
– И как ты это видишь?
– Ну, вот смотри. Ее утопили в бассейне и бросили в океан. Ну, например, с яхты такой громадной, шикарной. Там ведь должен быть бассейн? Утопили – и за борт. А потом ее кто-то вытащил и пристроил там, у меня под окном. Посадил, как куклу. И поселфился… Ой!
Тут я поняла – вот ключ. Яхта и океан – это все муть. Она бы сколько дней там продрейфовала, или бы на дно канула, или ее бы акулы съели, а если нет, то распухла бы вся. А она свежая совсем… Господи, я про нее как про рыбу на рынке – «свежая». Да не суть. Ключ – селфи. Ее реально кто-то фотографировал там, мертвую. А иначе почему она так картинно сидела?
Эх, если бы в инете пошарить, по фотке поискать в соцсетях… Дома бы я попробовала. А у этого я даже ноут нигде не вижу. Квартирка малюсенькая, одна комната и кухня, между ними проем в стене, арка проходная. Живет он над той самой забегаловкой, где мы и познакомились, на втором этаже. И все здесь на одного: одно кресло, в кухне у стола одна табуретка, стаканов, правда, пара нашлась. Все на виду. Ноут или планшет не вижу. Можно в телефоне попробовать. Мелко, неудобно, но попробовать можно.
– Давай, – говорю, – в «TinYey» или в «SearchFace» порыщем, у меня ее фотка есть.
Он только хмыкнул – попробуй, мол.
Я колдовала минут сорок так и этак, тыкала пальцем в экран, сопела, подначивала железяку неразумную: «Ну давай, давай, ну чего опять не слава богу, работай, чертова хрень, а то в окно выкину». Обычно угрозы электронному другу помогают, интернет сразу крутит лучше и комп открывает все, что просишь. Но телефоны более упрямы, чем компы. Ничего у меня не срослось. Ничего я не нашла. Сдалась, лапки в гору.
– Вот, – говорю, – если бы у тебя хоть ноут какой завалящий был бы, я бы враз ее нашла, а так все.
Ладно, надо выгребаться отсюда. Пойду погуляю, может, съезжу куда, пока не стемнело.
Тут он с полу поднялся, сунул мне в руки свой стакан.
– Кофейку нам свари.
А сам из кармана достал что-то плоское и к стене приложил… Нет, не к стене. Я только сейчас заметила, там дверь. Белая. И стена белая. И ни ручки, ни петель дверных, ничего нет. Незаметная такая дверь. Она «клик» – и открылась. Там внутри комнатка ну всего ничего, может, два с половиной, может, три метра квадратных, без окон – кладовка, а не комната. Хорошо оборудованная электроникой кладовка: два больших монитора, ящики здоровые такие друг на друге по стеночке, кабель-каналы кругом, ноут тоже есть и… И кресло вертучее, высокая спинка, кожаная обивка благородного оттенка капучино. Евро на триста тянет. В общем, чего там только нет, прямо центр связи НАСА или чтобы биткойны лудить.
– Майнишь? – спрашиваю.
– Новости смотрю.
Значит, хакер, анонимус. Или пранкер.
– Рыбак, говоришь? Что за рыбку ты тут ловишь?
Он меня за плечи от волшебной двери развернул.
– Да ведь и ты ни разу не официантка. Кофе-то сварить сумеешь, Алиса?
И «Алиса» эта так издевательски прозвучала, дескать, знаю я, наврала ты мне, подруга, с три короба.
Гордо вздернув нос (что за мысли такие, да я кофе варить раньше, чем ходить, научилась!), я двинула в кухоньку. Все шкафчики пооткрывала. Нашла полпачки молотого кофе, турку, сахар. Можно приступать.
Еще книжки нашла. В кухне. Прикольно.
В комнате у него книг нет. Там вообще почти ничего нет. Тахта, кресло слоновое, где я сидела, комодик, столик низенький, еще встроенный шкаф высокий, в потолок, с деревянными желтоватыми раздвижными дверями. Вот и вся обстановка. В кухне еще скромнее. Но вот в подвесном шкафчике на верхней полочке выше вскрытой пачки макарон и пяти баночек тунцовых консервов стояли книжечки.
Я прямо в ступор впала: Амаду на португальском – ну, это понятно, – Кортасар на испанском, Кокто на французском и мой любимый Гессе на немецком, причем и «Игра», и «Волк» в одном флаконе. Это он читал? Или это чтобы сковородки горячие ставить? И какой для него язык родной? Кто ты, прелестное дитя?