— Китнисс, — его ладонь стиснула мою до боли, но я терпела. Он все еще спал, и я убрала светлые локоны у него со лба, и даже в темноте могла заметить, где именно огонь лизнул его по лбу и волосам. Именно это мое движение окончательно его и разбудило. Он судорожно вдохнул и произнес ошарашено:
— Китнисс?
Мне тут же стало стыдно, что я его все-таки разбудила, и я, борясь с этим противным чувством, прошептала:
— Прости. Я не собиралась тебя пугать.
Он приподнялся на локтях, уже проснувшись, но все еще недоумевая.
— Китнисс, что… С тобой все нормально? — он запнулся.
Я как будто растеряла все слова и просто на него смотрела, чувствуя себя почти немой и не способной выразить свои мысли, и я смогла лишь выдавать опять:
— Прости, Пит.
Тут Пит уже полностью сел, не сводя с меня глаз. Тусклый свет в комнате делал его взгляд бездонным, хотя недоумение в нем все еще никуда не делось. Я же поднялась с колен и присела на краешек кровати. Чувствуя, что слова не идут с языка, я изо всех сил старалась хоть как-то выразить эмоции, не срываясь на отчаянные рыдания.
— Я… о… Прости меня, Пит. Мне так жаль…
Пит уселся основательнее, догадавшись, видимо, что я прошу прощения отнюдь не только за то, что я его разбудила.
— Китнисс, в чем дело?
Слова наконец сорвались с моих губ.
— Я тебя подвела, — прошептала я. — Во всех смыслах. Когда Сноу потребовал, чтобы я убедила его, что я влюблена в тебя, я и не подозревала, что он уже и так это знал. Я сама дала ему в руки все возможное, чтобы меня сломать. Когда тебя схватили, он использовал все пропагандистские ролики, в которых я снималась, и использовал их, чтобы мучить тебя. И он добился, чего хотел — это в самом деле меня сломило, — я смотрела в какую-то точку на его футболке. — Потом тебя спасли, и я поняла, что это больше не был ты, что тебя охморили… — я икнула, сдерживая рыдание, но все-таки продолжила, — что ты больше не любишь меня, даже ненавидишь до глубины души, и я только о том и могла думать, чтобы добраться до Капитолия и своими руками убить Сноу. Ты для меня умер, и я не могла этого вынести.
Пит рванулся ко мне, чтобы обнять, но я лишь отрицательно покачала головой.
— Дай мне закончить, — сказала я, предупреждающе подняв руку и остановив его. — Я ведь была ужасной эгоисткой. Потому что я должна была пытаться вернуть тебя. Должна была пытаться тебе помочь. А вместо этого стала постепенно сходить с ума и снова тебя бросила, — теперь уже слезы свободно текли по моему лицу. Пит принялся гладить меня по волосам, пытался меня утешить, но я пока не была готова принять от него это утешение.
— А потом, когда Прим… все стало… — я неопределенно взмахнула рукой. — Для меня все утратило смысл.
— Помнишь, мы говорили, — прошептала я, — такие уж мы с тобой, вечно защищаем друг друга. Только вот я не смогла тебя защитить ни от чего и подвела во всем, в чем только могла.
Пит запротестовал:
— Это неправда, Китнисс, ты всегда пыталась меня защищать, всех пыталась защищать.
Но я вышла из себя и почти закричала:
- Нет, Пит! Не нужно этого делать. Не надо меня утешать. Я этого не заслужила. Ты слишком ко мне добр, — закрыв лицо руками, я залилась слезами.
И тут Пит все-таки притянул меня к себе, и я в ответ разрыдалась так бурно, что в конце концов даже начала икать от слез. Конечно, только этим все и могло закончиться. Я собиралась попросить прощения и утешать его, но вместо этого это он показывал себя с самой лучшей стороны и сам меня успокаивал. Прижавшись к нему, я крепко обвила его руками за шею и спрятала лицо у него на плече, и его футболка впитала мои слезы.
Пит вздохнул и начал говорить:
— Когда они меня спасли из Капитолия, я даже не понял что произошло. То есть я понял, что меня спасают, но я был как будто в параллельном мире. Когда ты пришла ко мне в Тринадцатом, я знал только, что ненавижу тебя. Я думал, что все, что со мной случилось, отчего я страдал, произошло по твоей воле. Они заставили меня в это поверить, — я немного отстранилась, чтобы взглянуть на него. Его взгляд блуждал в каких-то неведомых далях. — Но я все еще помнил и кое-что другое: песню долины, хлеб, который я тебе дал, то, как я рисовал в твоем справочнике растений, наши ночи в поезде. Я помнил, что любил тебя — как будто во мне могли уживаться сразу две личности. И я стал подвергать сомнению каждое свое воспоминание, отделяя настоящие от фальшивых. Спрашивал тех, кто меня знал — Делли, Хеймитча — смотрел видеозаписи и начал постепенно восстанавливать то, что утратил. И я понял, что в прошлом было так много прекрасных воспоминаний, которые принадлежали только нам с тобой.
— В самом сердце ада? — прошептала я.
— Будь у меня выбор, я бы не отказался ни от одного из своих шрамов, лишь бы они привели меня назад к тебе, — сказал он просто. Я же поднесла его руку к губам и неспешно поцеловала его ладонь. И от этого жеста ток прошел и по моему, и по его телу.
Он помолчал, прежде чем продолжить.