Good Again (СИ)

Там, где дорога начинала спускаться в город, стояли еще три роскошных дома, которые обрамляла еще одна здоровенная лужайка, которая простиралась до самого арочного пролета и невысокой каменной ограды, обозначившей южные границы Деревни Победителей. Некогда подключенный к электричеству забор Дистрикта был дальше по дороге, тоже слева. Там же располагался и другой выход из Деревни, которым предпочитала пользоваться я, — он был достаточно далеко от центра, чтобы я могла ускользнуть в лес, не рискуя ни с кем повстречаться.

Из моего окна мне были видны огни на кухне Пита, пробивающиеся сквозь предрассветную дымку — конечно же, он поднялся, чтобы с утра пораньше печь. Я задавалась вопросом, мучают ли кошмары и его, ведь огни на первом этаже там тоже горели почти всю ночь. Наблюдала я и за тем, как он выходит из дому, закончив работу на кухне, и принимается копать и обрабатывать землю там, где, как я думала, у него был сад. Его хромота не была заметна на таком расстоянии, но я замечала, как нелегко ему порой справляться со своим протезом, когда он пытается опуститься на колени на траву. Однажды, пока он так работал, легкий весенний ветерок заигрался с его светлыми кудрями и разметал их во все стороны. В этот момент он в глубокой задумчивости повернул голову к моему дому. Хотя я и была уверена, что он не может меня видеть, но все-таки постаралась как следует скрыться за занавеской. Он же замер так на несколько долгих мгновений, прежде чем вернуться к тому, что делал.

Хеймитч в эти первые недели после возвращения Пита тоже меня навещал. Входя без стука, он направлялся прямиком в гостиную, видимо ожидая, что я буду на своем прежнем извечном месте. Сидя на подоконнике, я наблюдала, как он напрягается, обнаружив, что мягкий бугристый диван пустует. Заметив, что он сбит с панталыку, я позволяла себе даже слегка улыбнуться. Он же принимался шарить глазами по комнате, пока не замечал меня, выглядывающую из-за тонких белых занавесок. Я замечала, как он ухмыляется и облегченно выдыхает, хоть сам Хеймитч в этом в жизни бы не признался.

— Все-таки решила подняться, солнышко? — сказал он, приближаясь. — Да и поход в ванную тебя здорово освежил. Надо бы тебе бывать там почаще.

Все вышесказанное совершенно не вязалось с его давно нечесаными патлами, мятой одеждой и… этим запахом. И я больше не была в прострации, чтобы все это впредь игнорировать.

— Да кто бы говорил. Сам воняешь, как гусиное дерьмо.

Хеймитч явно был обескуражен и зашелся недоверчивым смехом, от которого я так и подпрыгнула на месте.

— Рад, что ты к нам вернулась, солнышко. Характер у тебя по-прежнему паршивый, — он продолжал ворчать, делая глоток чего-то горячительного из металлической фляжки, которую всегда носил с собой. Взглянув в окно туда же, куда смотрела я, он углядел там Пита, сажающего что-то в землю. Стоя на коленях, тот копался руками в садовых перчатках в рыхлой почве. Мне показалось, что я даже здесь, на своем подоконнике, ощущаю запах перегноя и дождевых червей, и я невольно вдохнула эту прель и влажность полной грудью. Хеймитч смерил меня глазами и явно заколебался, прежде чем сказать мне что-нибудь еще. Мое же терпение в этот момент окончательно лопнуло.

— Сэй, Пит, а теперь еще и ты? Что вы вечно все прокручиваете в уме про себя? Я не собираюсь сломаться от любого вашего слова, — в конце предложения мой голос сорвался, потому что, кто же его знает, что меня на самом деле может подкосить, и правда ли я была от этого так уж далека.

Хеймитч взял мою руку в свою в совершенно не свойственной ему нежной манере.

— Но ты была сломлена, а мне больше нравятся твоя кривая ухмылка и дурной нрав, — он кивнул на диван, взмахнув рукой, и оба мы на миг замолчали, прежде чем он продолжил. — Вместо того, чтобы шпионить тут, просто пойди и поговори с ним.

Я на это ничего не ответила. И так уже было сказано достаточно, и мне бы пришлось слишком долго объяснять, что для того, чтобы заговорить с Питом, мне понадобилось бы невероятное, нереальное для меня пока количество энергии. Что разговор с ним с глазу на глаз мог бы привести к обсуждению таких тем, которые снова столкнули бы меня в небытие. Может, они и правильно делали, что тщательно подбирали слова, когда я бывала рядом.

— Знаешь, он так же ужасно хочет пойти к тебе, как ты — к нему, но то, как ты изображаешь тут из себя безжизненную глыбу, заставляет всех ходить как по тонкому льду, — настаивал Хеймитч.

— Я еще не готова, — прошептала я, разглядывая свои ладони.

— Черт подери, да если ты будешь ждать, пока будешь готова, толку не будет.

В ответ я лишь вздохнула. Хеймитч же расположился в кресле возле книжных полок, и мы с ним так и сидели молча, пока полуденное солнце не наполнило комнату теплом и светом. Пит вернулся к себе в дом, видимо, стало слишком жарко, чтобы работать дальше. Глотнув напоследок из фляжки, Хеймитч, хрюкнув, поднялся со своего места. Он уже нализался, но все-таки еще не до такой степени, чтобы лыка не вязать. Прежде чем уйти, он повернулся ко мне, слегка покачиваясь.