— Китнисс, если уж на то пошло, зачем вообще хоть в чем-то рисковать? Зачем нужно отстраивать заново разрушенное, открывать пекарню, жениться, да вообще жить дальше? Если думать таким образом, то абсолютно все теряет смысл, — Пит сделал глубокий вдох и шагнул в мою сторону, к моему огромному облегчению, но все же остался по ту сторону порога, исподволь призывая меня сделать шаг навстречу и воссоединиться с ним. — Я люблю тебя и хочу однажды завести с тобой семью. И мы будем любить наших детей, защищать их и делать для них все, что только возможно, как и все остальные, — и он убрал прядь волос, упавшую мне на лоб.
- Пит, я не думаю, что когда-нибудь захочу завести детей. То есть, если я уже беременна, я с этим разберусь, но дети никогда не были частью моего плана на жизнь. Если ты не захочешь жениться на мне из-за этого, я пойму, — сказала я едва слышно, глядя на свою прекрасную жемчужину и поглаживая её сияющую серую поверхность подушечкой указательного пальца.
Пит явно не был готов к такому повороту.
— Ты ведь шутишь, верно? Ты всерьез полагаешь, что откажусь на тебе жениться оттого, что ты думаешь, что не захочешь иметь детей? — я лишь пожала плечами: нынче я вся состояла из страхов, и рождение детей было одним из них. — Мы с тобой так молоды. У нас вся жизнь впереди, чтобы поразмыслить об этом. И я собираюсь попытаться тебя переубедить… — он одарил меня одной из этих своих лукавых, дьявольских улыбочек, от которых у меня подгибались колени. — И собираюсь не упустить ни единой возможности сделать так, чтобы ты залетела… — и он так многозначительно задергал бровями, что я невольно прыснула. — Я уважаю твою точку зрения, даже если и думаю, что ты чересчур упряма. Но я даже не надеялся, что мы вообще можем быть вместе, так что, — Пит, наконец, шагнул в коридор и я была счастлива, что снова могу оказаться с ним рядом. — Мы это выясним постепенно. Не обязательно сразу иметь на все готовые ответы.
— А что, если я беременна? — спросила я.
— Тогда мы будем справляться с этим вместе, как и со всем остальным.
Мое напряжение от этих слов стало таять. Когда Пит о чем-то говорил, это всегда звучало так убедительно: мои страхи не выдерживали сравнения с его разумными доводами и постепенно теряли свою силу. Впервые за день я почувствовала присутствие надежды, хотя страх, что я беременна все еще пульсировал где-то в глубине, как змея, готовая к атаке. Но я уповала на его силу, его оптимизм, уверенность, что я когда-нибудь смогу в этом плане измениться. Он отвернулся и запер дверь спальни, и еще немного постоял, глядя на нее.
— Китнисс, ты же понимаешь, что тебе придется обсудить это с Доктором Аврелием, верно? — сказал он, кивнув на закрытую дверь.
Я лишь кивнула и пошла прочь, и он тоже больше ничего об этом не сказал.
***
Когда на следующее утро мы уже заканчивали мыть посуду после завтрака, в нашу дверь вдруг кто-то забарабанил. Ночью я толком не могла заснуть, а когда засыпала — погружалась в кошмары о Прим и разлетающихся на кусочки детях, они не кончались, и Питу приходилось трясти меня и будить. Порой эти дети были безликими, порой выглядели как обитатели сиротского приюта, или как те подростки, которых я мельком видела в городе. Но кем бы они ни были, каждый кошмар наполнял меня невероятным ужасом, пока я не проваливалась в короткий сон в предрассветный час. Когда я отпирала в то утро дверь, меньше всего я ожидала увидеть за ней Хеймитча, который стоял, прислонясь к дверному косяку — на нем было нечто, что когда-то было стильным серым зимним пальто. Он был последним человеком, которого мне сейчас хотелось бы видеть, и в свете того, что к нам вот-вот должна была пожаловать местный врач.
— Приятно видеть тебя снова бодрой, как огурчик, солнышко. Что у вас нынче на завтрак? — он вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.
— Хочешь сказать: что у вас было на завтрак? Мы только что закончили, — огрызнулась я с заметным раздражением.
- Ну, мне подойдут любые объедки, которые у вас остались, — он рассмеялся, плюхаясь за стол.
— Надо бы поморить тебя голодом, — прорычала я, когда на кухню вошел Пит.
— Хеймитч, — пробормотал он, достал свежий батон и принялся нарезать его для нашего незваного гостя. Тот же пристально смотрел на Пита, как будто взвешивая то, что собирался сказать.
— Вай-вай-вай, какая муха тебя нынче укусила? Или ты съела гнилую белку?
— Не начинай, Хеймитч, — сказала я, предупреждая.
— Но мне так нравится видеть как ты бесишься. Я был некоторое время лишен удовольствия лицезреть твое перекошенное личико.
Я уже готова была запустить в него чем-нибудь тяжелым, когда вмешался Пит.
— Правда, Хеймитч. Только не сегодня.
Ментор поднял руки, как будто сдавался, хотя и не был готов остановить поток насмешек.
— Ладно, ладно, объявляю перемирие. Так вы собираетесь сказать Дядюшке Хеймитчу что с вами нынче не так?