Good night, Джези

У нее был свой столик в укромном уголке; пришла она немного раньше времени. Ветер и дождь рвали зонтик, а дверь была заперта. Она постучалась, и из-за занавески выглянула Джета, похожая на маленького тролля широкоплечая официантка из Бухареста, ткнула пальцем в табличку «closed», но впустила Джоди, снова повернула в замке ключ и приложила палец к губам — только тогда Джоди услышала плач.

Обе официантки и вся семья хозяина сгрудились перед телевизором. На экране дымя догорали остатки разбившегося самолета, вокруг сновали санитары с пластиковыми мешками, сверкали сигнальные огни «скорой помощи» и пожарных машин. Это было где-то далеко, по-видимому, в Азии, но, как и в Нью-Йорке, там шел дождь. Господи, подумала Джоди, еще и это…

А с экрана красивый черноволосый журналист говорил то, что говорят всегда: причина катастрофы «боинга» пока неизвестна, ищут черные ящики, террористический акт, по всей вероятности, исключается. Скорее всего, причина — плохие атмосферные условия или ошибка пилотов, погибли сто шестьдесят пассажиров и весь экипаж. А потом журналист стал расспрашивать свидетелей.

Джоди подошла поближе. Заплаканный владелец кондитерской Марчан, у которого были неполадки с простатой, а жена считала, что он ей изменяет, обернулся и сказал дрожащим голосом:

— Послушай, Джоди, ты только послушай, разве, уезжая двадцать лет назад из Бухареста без ничего, без гроша за душой, с одной только верой в свои силы и демократию, я мог предположить, что Бог обо мне не забудет? Что я увижу своего сына Траяна, как он лично ведет репортаж для Си-эн-эн? И моему мальчику так повезет, что в нужный день он окажется в нужном месте? Ну скажи, мог? И это его первое самостоятельное выступление.

Картинка на экране поменялась, зазвонил телефон, и Марчан сказал:

— Да, конечно, видел, спасибо, согласен, лучше некуда. Да, очень горжусь. — И обнял плачущую от счастья жену.

Через минуту снова зазвонил телефон. Потом звонил уже не переставая. Джета перевернула на другую сторону табличку «closed». Джоди села за свой столик, по-собачьи отряхнувшись от дождя, выпила двойной эспрессо, съела пару горячих круассанов с шоколадом. А Марчан, теперь уже сияющий, шепнул ей, что сегодня все за счет заведения.

Через несколько минут кондитерская начала заполняться. Студенты, преподаватели, тетради с лекциями, книги, запах кофе, табачный дым, молодость вперемешку со старостью. Джези утверждал, что в этом месте царит разнузданный эротизм, что бородатые профессора из Колумбийского университета, обсуждая со студентками их работы о Гуссерле и Лакане, истекают похотливой слюной, а юбки у девушек будто ненароком задираются до пупа. Передачу с места катастрофы прервали, чтобы сообщить, что в Англии зарегистрирована рекордно низкая температура, минус 27,2 градуса Цельсия, в Польше сохраняется военное положение, а Испания стала шестнадцатым членом НАТО.

Майкл пришел пунктуально, в каком-то плащике, слишком тонком для такой погоды, и кедах, троекратно, как это якобы принято в Польше, поцеловал Джоди, сказал, что она прекрасно выглядит и, кажется, похудела, но ей это идет. Она спросила, как он провел время, и услышала, что он скучал, что много повидал, но будто и не видел, потому что ее не было рядом. И подумала, что этот мальчик не заслужил всех тех унижений, которые на него обрушились. Не заслужил ни того, как она с ним поступила, ни того, как поступил с ним Джези, но сказать ей нечего — ни о том, что случилось, она не может ему рассказать, ни об этой ее пустоте.

Она только спросила, разговаривал ли Майкл с ним. Майкл покачал головой: нет, он хотел побыстрее увидеться с ней. Потом стал рассказывать, в основном о Польше и о том, что возвращался через Париж.

Внезапно прервался и взял ее за руку.

— А теперь, Джоди, я тебе кое-что скажу, послушай. Маленький ограниченный человечек, провинциал случайно попадает в общество высших представителей власти и капитала, его принимают за важную персону, он произносит несколько идиотских фраз, которые воспринимаются как откровение, дебильный истеблишмент признает его гением, он делает головокружительную карьеру, и в конце концов политики умоляют его спасти страну, занять пост премьера и возглавить правительство.

— Это лучшая книга Джези. — Она высвободила вспотевшую руку. — Ну и что?

— А вот что: это не его книга. Я рассказал тебе содержание польского бестселлера тридцатых годов. Называется «Карьера Никодима Дызмы» [35]. Совпадения налицо. Джези утверждает, что никогда этого не читал, но знаешь ли ты, что его второе имя — Никодим? В Польше я встречался с несколькими его близкими друзьями, и все они говорили, что это была его любимая книга. Джези только поменял фамилии, страну, кое-какие детали, и получился «Садовник», сначала повесть, потом фильм. Ты что-нибудь об этом знала?

— Нет. И все равно не верю. Сходство — это всего лишь сходство. Весь мир — одна гигантская библиотека.

— Джези нагло украл сюжет, только изменил реалии.

— А ты эту польскую книжку читал? Она переведена?

— Пока один человек мне ее пересказал.