Гоп-стоп, битте!

Старый кавалерист начинал день с посещения конюшни. В то злополучное утро он забрел к ковалю и указал на якобы неправильно выполненный отворот.

Отворот — тонкая пластина для лучшего укрепления подковы — был выполнен идеально и надежно защищал подошвенный край от повреждений, но находящийся в дурном расположении духа хозяин долго и нудно распекал мастера. Наконец он смягчил нотацию испанской пословицей: «Из-за гвоздя теряется подкова, из-за подковы — лошадь, а из-за лошади гибнет всадник», — и отправился дальше. Зашел в стойло к племенному жеребцу и увидел в кормушке нечищеную морковь. Морковь не только не почистили, ее не помыли! Злобный аффект, не до конца купированный нравоучительной испанской пословицей, снова достиг апогея и активизировал двигательную функцию ветхого организма.

Дед резво обежал денники, на ходу репетируя детали предстоящего разноса. Он укажет этому рыжему разгильдяю на недопустимость его поведения. Сначала ткнет его рылом в кормушку с нечищеной морковью и только потом объяснит этому Faulenzer[38], что нечищеная морковь является основной причиной гельминтоза. О, он знает, как заставить работать нерадивого! Он объяснит ему механизм возникновения параскоридоза и стронгилятоза и пообещает вредителю вычесть из жалованья стоимость лечения элитного жеребца.

Подобно многим престарелым, дед не только шевелил губами на бегу и энергично жестикулировал — он еще и кроил соответствующее монологу выражение лица.

Рыжий Гельмут на рабочем месте отсутствовал. Только одним словом можно было охарактеризовать происшедшее, и слово попахивало немедленным увольнением прогульщика. Саботаж — вот как называется подобное поведение. Но где саботажник?

Дед забежал на сеновал — пусто, вернулся в дом, прошел на половину прислуги — никого, кроме кухарки.

Поднялся, задыхаясь от быстрой ходьбы, на второй этаж и замер, увидев отражение в громадном зеркале гостиной.

Ложь — дама коварная и безгранично мстительная. Рано или поздно она всегда наказывает лжеца. И чем большую выгоду получил лжец в результате обмана, тем страшнее и неотвратимее месть.

Казалось, любовники продумали обман старика до мелочей. Они точно знали время, необходимое хозяину для инспекторской проверки конюшни. И выбрали место для свиданий не в спальне, не в каморке Гельмута, а в гостиной, потому что из окна можно было наблюдать выход старого рогоносца из крайнего денника. Все рассчитали до мелочей, а он взял да и возвратился незамеченным, потому что вышел не из конюшни, а с сеновала.

Матильда не была влюблена в Гельмута. Она вообще никого не любила и использовала конюха исключительно в качестве осеменителя и необходимого полового партнера. Необходимого, потому что прочла в женском журнале, что регулярные занятия «этим» продлевают молодость и весьма полезны для здоровья.

Матильда любила деньги. И как только почувствовала, что понесла, стала избегать свиданий. «Секс в моем положении, особенно такой интенсивный, — сказала она Гельмуту, — может быть вреден для малыша, а без него, ну ты же понимаешь…»

Гельмут был неплохим психологом. Он не уговаривал и не угрожал. Он шутил.

— Этот шиммель[39] все состояние завещал моему сыну? Ха-ха-ха! А мне он там ничего не отписал? Старый скряга! Это несправедливо. Ты все получишь как мать, а я? Что получу я? Вот в Майнце за донорскую сперму хорошие деньги дают. Надо было тебе ковалю дать, а не мне. Коваль по масти лучше подходит. А мой родится таким рыженьким, что мне и экспертизу для установления отцовства делать не надо. Ха-ха-ха. Нет, я, пожалуй, прямо сейчас к шиммелю схожу. Пусть отпишет и мне маленько.

Увидел, как исказилось страхом разоблачения ее лицо, выпятил небритую щеку кончиком языка, указал на ширинку. Матильда все поняла и с тайным удовольствием уступила шантажисту.

Зеркальное отражение в какой-то степени иллюзорно, потому что левая рука конюха была представлена как правая, но все остальное отразилось в стекле с беспощадной достоверностью.

Гельмут стоял к деду спиной и задумчиво смотрел в окно.

«Вместо того чтобы чистить морковь для племенного жеребца, этот наглый бездельник зашел в гостиную и праздно глазеет в окно?» — Дед раскрыл рот, но что-то случилось с голосовыми связками, и звук застрял в горле.

Старик увидел, как, стоя на коленях, его законная жена, мать его будущего ребенка, наследница его состояния, энергично обрабатывает бодро торчащую из полуспущенных штанов морковку Гельмута.

Жаль, очень жаль, что благородный Оскар фон Деринг не читал русского эротописца Агнивцева. Может быть, деликатная поэтизация увиденного хоть как-то смягчила бы горечь обиды:

И подняла в томленье
Сверх всяческих программ
Тот кубок наслажденья
К пылающим губам.

Да он бы и без поэтизации простил неверную. Он стар, немощен, она молода, природа требует, против нее не попрешь, с кем не бывает, великодушие выше справедливости, главное, чтобы никто не узнал, главное, чтобы все тихо, без позора…