И еще один нюанс. Подписав в 1921-м Рижский мир, Советское правительство не считало его ни справедливым (вполне обоснованно), ни окончательным. Бросая вкусную кость «новой украинской элите», руководство ВКП(б) надеялось, что столь явное и бесспорное великодушие произведет должное впечатление на «закордонных братьев» — галичан, жителей Волыни и Подолии, с соответствующими политическими перспективами; УССР в этом смысле рассматривали как своего рода катушку, на которую будет накручена распущенная нить.
Более того, именно УССР — и только она — могла стать плацдармом для возвращения оккупированной румынами Бессарабии, где время от времени вспыхивали восстания молдаван, ставших в «родном доме» братьями третьего сорта. Для активной работы на этом направлении из нескольких приграничных районов УССР создали крохотную Молдавскую АССР — как выразился видный украинский большевик Владимир Затонский, «наш собственный молдавский Пьемонт».
Все это, естественно, заслуживало дополнительного поощрения, помимо компенсации за «угнетение народом-колонизатором в эпоху царизма». Так что в апреле 1923 года XII съезд РКП(б) к восторгу тосковавшей — ибо долго никем не востребованной — национальной интеллигенции провозгласил курс на «коренизацию». Иными словами, на максимальное вовлечение «первых на селе» во власть и, соответственно, максимальное же развитие того, чем, единственно, и могли они обосновывать свои претензии — национальных языков. Практически мгновенно на решение российских товарищей отреагировала КП(б)У, на VII конференции заявив о начале политики «украинизации», а ВУЦИК и Совнарком тотчас же оформили решение партии декретом и указом.
Мечта поэта
Отношение к московским играм на Украине было неоднозначное. С одной стороны, выходцы из той самой «малобуржуазной интеллигенции и украинских кулаков», вроде Панаса Любченко, о котором много позже Никита Хрущев, инициировавший его реабилитацию, говорил, что «работником он был сильным, но, собственно, оставался петлюровцем», после поражения Петлюры в массовом порядке записавшиеся в большевики, как уже сказано, «триумфа украинского языка» жаждали и требовали, объясняя это всем чем угодно, но в основном по тем же причинам, что и Винниченко. С другой стороны, партийцы из «пролетарских» — на 90 % русскоязычных — регионов, волею судьбы попавших в состав УССР, идею «коренизации», мягко говоря, не одобряли. Не все, понятно, разделяли позицию секретаря ЦК КП(б)У Дмитрия Лебедя — автора теории «борьбы двух культур», согласно которой «передовая пролетарская российская культура» должна была победить «отсталую, связанную с крестьянством украинскую». Но и меньшие радикалы — типа первого секретаря ЦК Эммануила Квиринга и Христиана Раковского — считали (и правильно, надо сказать, считали), что «Триумф украинского языка будет означать правление украинской малобуржуазной интеллигенции и украинских кулаков». Что до «болота», то его позицию определяла главным образом ушибленность, как говорил Григорий Петровский, «жестоким уроком 1919-го», когда, по мнению Владимира Затонского, имевшего репутацию эксперта по национальному вопросу, «непонимание с нашей стороны подняло деревню против чужинцев, то есть против нас».
В общем, «петровские» и «затонские», что не странно, в дискуссиях, как правило, склонялись на сторону более близких по происхождению и типу мышления «любченок», хотя с точки зрения марксизма и, как ни странно, прав человека, более внятной была позиция «квирингов» и «раковских», отстаивавших «языковой нейтралитет». Так выходило на так, и в итоге, хотя от «языкового нейтралитета» все же отказались, процесс оставался, как тогда говорили, в основном «декретным». То есть на бумаге. До тех пор, пока Москва, устав от разброда, шатания и невыполнения директив, не прислала «на усиление» Лазаря Кагановича, умевшего решать любые задачи.
Одним из первых кадровых решений нового первого секретаря на пост наркома просвещения был поставлен Александр Шумский, бывший эсер-боротьбист, а ныне, естественно, большевик, уже 4 апреля заявивший, что если до сих пор имела место только «естественная, обыденная украинизация аппарата Советов, в основном деревенских», то «дальнейший прогресс требует нажима». Чтобы, понимаешь, «сохранить гегемонию и шефство пролетариата над деревней». Многие возмутились. Юрий Ларин, крупный партийный деятель, будущий тесть Бухарина, сравнил даже такую политику с методами Петлюры, указав на ущемление прав русских, в первую очередь рабочих. Но был «срезан» отповедью Григория Петровского, при одобрительном молчании «железного Лазаря» заявившего, что Ларин несет чушь, а главная задача в том, «чтобы каждый крестьянин мог читать вывески на родном языке и понимал, что это его правительство». В сущности, позиция была совершенно «петлюровская». Но при этом (на тот момент) соответствовавшая генеральной линии. В связи с чем прения закрыли.