Гор

Гудит колокол, взывая к милости в сгущающихся сумерках ненастного снежного вечера. Принимает храм под своей крышей княжича, что является из мрака точно призрак и изъявляет желание помолиться без свидетелей.

— Не придет коварный демон, не совратит помыслов и желаний, не проникнет в душу, не затронет сердце, не развратит разум…

Обезглавленное божество алтаря. Имя матери на устах юноши, имя учителя и имя девочки. Всхлипывает ветер, пока преодолевают буран угольно-черные всадники, пока крадутся вверх по лестнице голодными шакалами.

— Чувства, что манящая их кость, должны истлеть. Покинуть тело, вспыхнуть и угаснуть свечой на ветру…

Трепещет пламя, туманя разум, погружая в намеренный транс. Видения занимают воспаленное сознание княжича. Кружится пёстрый волчок, танцуют материнские руки. Шелестят листы бумаги, склонился над книгой горбоносый профиль. Мчится пегой конь по зелени полей, пока улыбаются кошачьи малахитовые глаза. Самые красивые, самые нежные, самые желанные. Аромат османтуса. Поют струны бивы, прежде чем разбиться блюдцем.

— И если погрязну я, не устою пред грехами, то обязан умертвить себя в сей же миг, как преклонятся мои колени.

Фаворит возникает тенью. Ступает мороком. Отправил уже своих братьев схватить настоятеля, что шпионит для императорского двора. Его лысая морщинистая голова будет хорошо смотреться над воротами.

Самое же приятное Сун приберег напоследок. Останавливается за спиной княжича, прожигая затылок юноши взглядом злорадного удовлетворения. Точно предвидел с их первой встречи, точно предвкушал все эти долгие годы. Проходится язык по губам. Касается фаворит, осклабившись, своего давно зажившего носа. Не простил за тот удар. И никогда не простит княжескому отпрыску его дар, его статус, его существование в этом мире.

Фигуры Стражей по бокам от фаворита — немые свидетели. Обнажены клинки, натянута тетива. Не хватает только оглашения приговора, и фаворит не заставляет себя упрашивать.

Последние слова последнего дня. Ожидают от княжича привычного смирения, да только находят вдруг Пустоту. Её искорёженный до неузнаваемости облик.

Рвется жилка.

Проносятся радужные блики.

Жизнь обрывается лопнувшей струной.

Скалится Иссу с алтаря.

Лилия пред алтарем подымается на ноги.

Гаснут свечи.

Гаснет миг.

Завет

Чешуя плитки стоит дыбом. Замело двор пред парадным крыльцом поместья. Трещины и сколы ступеней. Без колебаний вступают мужчина и девочка в беззубый зев распахнутых дверей. Лабиринт чужого подсознания встречает гостей живописными картинами безумия.

Пляшут по стенам черные засохшие пятна. Нечто завернутое в одежды покоится недвижно. Спицы зонтов точно рыбьи косточки. Сломанное искусство. Не трогают мужчина и девочка, не задевают. Частей, деталей, раздробленных, обезличенных. Сердце пропускает удар, а кровь стынет в жилах. Коридоры же жонглируют полом и потолком.

Сад укрыт толстым слоем снега, что медленно движется, влекомый невидимой силой, сворачиваясь в вихри пушистых лисьих хвостов. Небо — пыльное зеркало иль погребальный саван. Ползут карпы по дну испарившегося пруда. Вытекло содержимое их глазниц. Клен разбитым в щепки стволом застыл в моменте своей гибели.

Слуха же мужчины и девочки достигает звон, пока еле уловимый, но уже пробирающий до костей. Деревянный шар выкатывается откуда-то из-под веранды. Свет мелькает желтыми полосами. Нечто останавливается в комнате, поводя хвостом, и пропадает в карикатурных тенях. Застыл медный колокольчик, раньше даривший свежесть в летний зной, теперь же тусклы стеклянные бусинки.

А коридоры ведут гостей дальше. Пепел пенными брызгами отмечает следы. Усеял ликорис каждый сантиметр пространства — пылающе красный в сгустившемся мраке. Напившись крови из распавшихся тел, покачивает изящными паучьими лапками.

Мужчина, сглотнув, находит рукоять кинжала, заткнутого за пояс. Девочка у бедра. Держится крепко, шагает вместе со своим спутником по тропе. Женский заливистый смех уносится вдаль топотом детских ножек. Звонкий голос взмахивает крыльями бабочки:

— Приветствую вас, отец!

Две тени в противоположном конце коридора: зеркальце в руках одной, мячик, расписанный маками, в руках другой. Помахав мужчине и девочке, ныряют в сплетение углов.

Вращается волчок подле тряпичного лисёнка, брошенного на столе в учебной комнате. Поросла та плесенью. Кисти — отрубленные пальцы. Тушь — лужи смоли. Желтая бумага хрустит суставами, стрекочут цикады.

Элегантно звучный щелчок возвращенного в ножны меча — за окном учебной комнаты останавливается фигура с соколиными крыльями. Приглаживает на висках пушащиеся волосы, прежде чем порыв ветра вдруг сносит ей голову.