Пребывание в тюрьме наложило свой отпечаток даже на внешний облик Горы. Он заметно похудел; тюремная пища была так противна ему, что целый месяц он почти голодал. Он побледнел, а коротко подстриженные волосы еще сильнее подчеркивали худобу лица.
Увидев, как похудел Гора, Шучорита почувствовала, что в душе ее подымается глубокое уважение к нему, и в то же время сердце ее сжалось от боли. Ей захотелось склониться перед ним и взять прах от его ног. Гора показался ей факелом, горящим чистым и ярким пламенем. Благоговение и сострадание переполнили ее грудь, так что она не могла произнести ни слова.
— Вот теперь я поняла, Гора, — нарушила молчание Анондомойи, — что за счастье иметь дочь! Если бы ты знал, каким утешением была для меня Шучорита в твое отсутствие! До тех пор пока я не знала ее, я и не подозревала, что в каждом несчастье есть и своя светлая сторона — потому что только тогда мы познаем все истинно хорошее и великое. Наша беда в том, что мы не всегда знаем, где и какое утешение в горе уготовил нам всевышний. Ты смущаешься, дитя мое, — она обратилась к Шучорите, — но я не могу не рассказать, сколько счастья ты принесла мне в это тяжелое время.
Взглядом, полным признательности, посмотрел Гора на смутившуюся девушку.
— В печальные дни она приходила разделить твои страдания, — сказал он матери. — Теперь же, когда к тебе вернулась радость, она снова пришла, чтобы умножить ее. Так поступают только истинные бескорыстные друзья, люди с большим сердцем.
— Когда попадается вор, диди, — заговорил Биной, заметив растерянность Шучориты, — его бьют все, кому не лень. И раз уж сегодня ты попалась нам в руки, приходится и тебе пожинать плоды своих дел. Теперь тебе не убежать. Я ведь тебя давно знаю, но до сих пор никому ничего не выболтал. Правда, в душе я был уверен, что в один прекрасный день все раскроется.
— Ну еще бы, конечно, ты молчал! — со смехом сказала Анондомойи. — Ты же молчалив от природы! С первого дня знакомства, — обратилась она к Шучорите, — он без удержу поет вам всем хвалебные гимны!
— Слушай и запоминай, диди, — проговорил Биной. — Вот тебе свидетельство того, что я умею ценить хорошее в людях и отнюдь не лишен чувства благодарности.
— Ну, а теперь вы поете хвалебные гимны самому себе, — воскликнула девушка.
— Нет, от меня о всех моих достоинствах вы никогда не узнаете, — ответил Биной. — За этим вам следует обратиться к ма. Она вам такого наскажет, что ушам не поверите. Я и сам поражаюсь, когда слушаю ее. Кажется, готов умереть молодым, если она пообещает написать мою биографию!
— Вы послушайте только, что говорит этот мальчишка! — воскликнула Анондомойи.
— Твои родители, Биной, дали тебе имя как раз под стать характеру, — промолвил Гора.
— Они молили о скромности, наверное, только потому, что не ожидали от меня иных достоинств, не то быть бы мне посмешищем для всех.
Так была преодолена неловкость первой встречи.
— Заходите к нам как-нибудь, — сказала Шучорита Биною на прощание.
Биноя Шучорита пригласила, но Гору пригласить не решилась, а тот, не поняв настоящей причины, слегка обиделся. Раньше его ничуть не огорчало то, что Биной очень легко сходился с людьми и находил свое место в любом обществе, тогда как сам он этого не умел; сегодня же он почувствовал, что это существенный недостаток его характера.
Глава пятьдесят пятая
Биной понимал, что Шучорита позвала его для того, чтобы поговорить о возможности его женитьбы на Лолите. По-видимому, несмотря на то, что он принял окончательное решение и объявил о нем, вопрос этот по-прежнему висел в воздухе. Было похоже, что ни одна сторона не собиралась выпускать Биноя из рук, покуда он был жив!
До сих пор юношу больше всего беспокоило, как он сообщит эту новость Горе. Думая о Горе, он представлял себе не просто друга детства. Гора олицетворял для него определенные идеалы, определенные убеждения, он был его опорой в жизни. Их постоянное общение было привычным и в то же время служило постоянным источником радости для Биноя, а всякое разногласие с Горой было для него равносильно внутреннему разладу.
Но неизбежное свершилось, и первое смущение, вызванное внезапным разговором, исчезло. Биной воспрянул духом, рассказав Горе о своих отношениях с Лолитой. Ожидание операции всегда страшнее самой операции; стоит вскрыть нарыв, и пациент, несмотря на боль, начинает чувствовать облегчение и понимает, что на самом деле все совсем не так страшно, как казалось.
Раньше у Биноя не хватало решимости спорить даже с самим собой, но, раз поспорив с Горой, он теперь постоянно думал, что мог бы возразить приятелю в том или другом случае. Он в два счета мысленно разбивал любые доводы Горы. Если бы только ему удалось толком обсудить все с Горой, поговорить по душам, поспорить — пусть даже поссориться, — он мог бы все-таки сделать для себя какой-то определенный вывод. Но было очевидно, что Гора доводить до конца начатое объяснение не собирается. Биноя это возмущало.