Гора из черного стекла

Он дышал, пожалуй, тяжелее, но в остальном перенес похищение разбойниками и неожиданное явление богини значительно лучше, чем Рени и ее, как она думала, закаленные спутники. Монах, как ребенок, интересовался абсолютно всем, даже страшным и опасным. Качество, конечно, хорошее, но Рени опасалась за его жизнь.

«Иисус всемогущий, — с раздражением подумала она, — ведь это всего лишь жалкая кукла. Так недолго и начать волноваться за персонажей в сетевых киношках».

Но она просто не могла представить Фактума Квинтуса искусственным существом, всего лишь комбинацией программ поведения, когда он шел рядом с ней, слегка возбужденный, что-то бормочущий себе под нос от восхищения отделкой лестницы, по которой они поднимались.

— Какая разница, рассвело или нет? — поинтересовалась Флоримель.

— А потому, что здесь очень много окон. Сама увидишь.

Монах как раз дошел до площадки и собирался что-то сказать, когда вся вселенная вздрогнула. Словно пытаясь стряхнуть нечто, ползущее по спине.

Рени только успела подумать: «Ой, только не все с начала…» — когда мир перевернулся.

Окружающее как бы скрылось в дымке и начало разлетаться прочь, будто сама Рени уменьшилась до размеров атома, но одновременно и летело к ней, словно сама реальность сворачивалась и пыталась раздавить ее. Тело пронзила страшная пульсирующая боль, напоминающая о зубьях расчески, когда ими проводят по кирпичной кладке. Вдруг боль прошла, прошло и все остальное.

Ей уже приходилось попадать в подобные сотрясения реальности, но никогда не были такими продолжительными. Она долго летела в темноте — конечно, ощущение времени могло нарушиться. Но она успела обо многом подумать. Пока длилась темнота.

«Я ощущаю себя… другой. Будто я где-то. Но где?»

Она чувствовала свое тело, что было необычно. Насколько Рени помнила предыдущие сотрясения, в них она была бестелесной — летящее сознание, сон. А сейчас она была собой от кончиков рук до кончиков ног.

«Как называется такое восприятие собственного тела? — Неужели слово забылось, как и многие другие слова, их засосала рутина экзаменов и подготовки полноценных занятий при ограниченных ресурсах? — Нет, это называется… проприоцепция. Да, именно так».

Она возликовала — слово все-таки вспомнилось. Но вместе с ликованием пришло ощущение, что что-то идет не так, по-другому. Да, это была проприоцепция, но чувства давали ей странную информацию. Она так давно находилась в Сети, что потребовалось время, чтобы понять.

«Я ощущаю свое тело. Мое настоящее тело. Мое тело!»

Она подвигала руками, они двигались. Она чувствовала необычные подергивания и пульсацию, но это были ее настоящие руки. Она провела рукой по своей руке, груди, животу и удивилась, насколько обычным было ее тело на ощупь. Руки поднялись к лицу и нащупали трубки… и маску.

«Это я!»

Мысль была такой странной, что она не сразу осознала. Смешение реального и нереального стало для нее привычкой, от этого трудно сразу отойти, но факты говорили сами за себя: она касалась своего собственного голого тела. Снова на ее лице была кислородная маска с трубками и проводами. Мысль о том, что все это значит, медленно входила в сознание, но когда она пришла, это было как откровение.

«Я… Я вернулась!»

Кожу как бы массировали, видимо это гель в В-резервуаре, временно отключенный от Сети Иноземье, принялся за дело. Это значит… она может просто нажать ручку резервуара и выйти! Все эти недели реальный мир был совсем рядом.

А что, если это только временно? Или с !Ксаббу это не произошло и он остался в Сети? Думалось плохо — возбуждение оттого, что столь далекий реальный мир вдруг стал близким, вызвало клаустрофобию. Как можно висеть здесь, в темном резервуаре, когда за стеной настоящий воздух и настоящий свет? Даже встреча с отцом, этим жалким старым пьяницей, казалась большой радостью!

Она подумала о Длинном Джозефе и тут же вспомнила про Стивена, и ее радость моментально угасла. Как можно было выходить из Сети, пока она ничего не сделала для Стивена? Она станет свободной, но Стивен по-прежнему будет лежать в этом жутком тенте и постепенно гаснуть.

Резко поднялся адреналин. Что бы она ни придумала, ей нужно решать сию минуту, иначе будет поздно. Она задвигалась в скользком геле, стараясь придвинуться к стенке резервуара. Рука натолкнулась на что-то твердое и гладкое — стенка резервуара с миллионом форсунок. Она сжала пальцы в кулак, поискала свободное место на стенке и стукнула. Звук удара был глухим, как от завернутого в одеяло гонга, совсем тихо, никто ее не услышит. Но тут она вспомнила, что на ней не только маска, но и наушники. Она снова постучала, потом еще и еще. Чем больше проходило времени, тем сильнее ей хотелось забыть об ответственности и откинуть крышку резервуара. Сбежать. Как славно было бы сбежать…

— П-п-привет! — раздалось неуверенно, но совсем рядом.

— Джереми? Это ты? — Услышав звук его голоса, она вспомнила и его лицо, да так хорошо, будто могла его видеть сейчас рядом с собой в темноте. — О боже, Джереми!