Вот и пришло время вспомнить господина Чан Дзолина. На этот раз он не привиделся мне, как бывало в детстве. Я встретился с ним в пятом лагере "ГОРЛАГа". Самое удивительное, что он оказался в той же секции, что и я, на соседних со мной нарах, живое существо во плоти. Но в отличие от моего торговца жемчугом, этот Чан Дзолин держал в руках котелок и хлебал баланду. Мы встретились как старые кореши, разве что не поцеловались. Мне и поныне наша встреча кажется удивительной - в моем сознании реальность причудливо переплелась с воображением. Человек этот был китайцем, странно совпавшим своим обликом с Чан Дзолином из моих видений. Между нами, зэками, ходила история, случившаяся с китайцем, отбывавшим срок в пятом лагере. Он им и оказался. История связана с кухней, в частности с баландой... Поскольку я назвал китайца Чан Дзолином, пусть это имя за ним и останется, тем более что его настоящего имени я никогда не знал; китаец отлично заваривал чай еще довод, почему лично я величал его Чан Дзолином... Да, теперь об истории. У китайца была в жизни счастливая пора, когда, возвращаясь с работы, он до поздней ночи подвизался на кухне и всегда был сыт. Раз как-то он хватил лишку, случился заворот кишок, его сочли мертвым, отнесли в морг. Там он то ли от холода, то ли еще от чего воскрес. Когда вернулся из лазарета, его место на кухне заняли - селедку от белых червей, так называемых попрыгунчиков, чистил кто-то другой. Вот после этого и прогремело имя Чан Дзолина по всему ГУЛАГу, он изобрел новый способ кражи баланды - прямо с крыши! Как? Над котлами с варевом были установлены огромные вентиляционные зонты, от них на крышу вела вытяжная труба с приваренной к ней лесенкой. Чан Дзолин, человек наблюдательный, в подробностях изучив распорядок дня на кухне, взбирался на крышу, когда баланда, уже готовая, мирно клокотала на плите, а повара тешили свой аппетит краденым морзверем. Следуя заведенному ритуалу, они запирались в кабинете заведующего. Кухня оставалась без присмотра. Вот тогда-то в самый центр восьмисотлитрового котла и опускалась по трубе вентиляционного зонта трехлитровая посудина особой конструкции. Все суета сует, и все в подлунном мире преходяще, не так ли? Кашевары в лагерях, как правило, были людьми жестокими и грозными. Для начала они избили Чан Дзолина до полусмерти, потом сунули его в котел, из которого он подкармливался, и развели под ним огонь, но Бог милостив, и подоспевший дежурный спас от гибели в кипящем вареве хитрого прожорливого китайца. Чан Дзолин от природы был щуплым, а в лагере настолько съежился, что скорее походил на тень - в толпе не вдруг заметишь: вечно голодный, забитый, тихий, молчаливый. Трудно было судить о его умственных способностях по тусклым глазам; могли я себе представить, что у Чан Дзолина, теоретика и практика, был за плечами богатый опыт заговоров, переворотов, революций, национально-освободительной борьбы и других деяний!
Как-то раз, вернувшись с работы, я заметил на двери барака объявление: "Даю уроки технологии победы. Четвертая секция. Китаец".
Кратко и ясно! Я подумал, Чан Дзолин дошел до ручки, вот и закинул аркан. В тот вечер на объявление никто не откликнулся. Назавтра вечером пришли двое, но Чан Дзолин марки не уронил: "Группа должна состоять хотя бы из пяти человек!"
Понабежали лидеры-козявки, и Чан Дзолину как-то удалось увлечь их своими беседами. Однажды я вернулся с заседания комитета. Чан Дзолин сидел во главе стола, читал ученикам очередную лекцию. Их собралось столько, что сидели на полу. Я прилег, прислушался. Мелькнула мысль: "Вот не думал, что он так хорошо будет смотреться в роли тамады". Это был совсем другой Чан Дзолин, полный достоинства, сдержанный и, представьте, внешне ничего себе! Мне почему-то кажется, что тибетские лекции по медицине тамошние ученые читают именно таким тоном и в таком стиле - вежливо, спокойно, со скупой жестикуляцией и твердой верой в истинность своих слов.
Он проповедовал.