Гора мертвецов

Сегодня мне так хочется более спокойных из них, заметных в своем времени, потому что они приходят на работу слишком рано. Рассудительно позволяют собой манипулировать. Ведь они должны радоваться! Тем временем, следом за этими чужаками уже идут туристы, думающие, что будут у нас своими. Они слишком далеко заброшены, как мячи. Но они у нас не пройдут! Производить нечто Великое из человеческой кожи! И где это кончается? Возле ширмы из пособия по безработице. Но земля не привлекает нас для нашей защиты! И уж тем более — для их. Особого удовольствия ей это тоже, наверное, не доставляет. Из нее выкорчевывают деревья. Мышление проводит в нас свои борозды. Например, этот чужак во время игры в мяч на стадионе пытается стать местным, железно и несокрушимо сохраняя верность нам и нашим достижениям, которыми мы обклеили стены наших спортивных арсеналов! Мы выметем всю эту шушеру! Чужак избегает своих близких. Они еще долго слышат его шаги, когда он уходит, и больше ничего не слышат о нем, после того как он ушел. Он получил маленькую должность на какой-то обувной фабрике. И они еще долго видят в телефонной трубке его забытое лицо. Прислушиваются к его исчезнувшему птичьему голосу за окном. Остающиеся — они навсегда оторваны от этих путешественников, как гангренозные конечности. А их род, который решается есть пластиковыми ложками из пластиковых тарелок, как приросший, остается сидеть на зеленой плесени.

Со склона горы валится всякий мусор — консервные банки, упаковки и т. д. Все это остается лежать на мертвецах.

Мы смотрим на этих людей глазами гостя, хотя гости — все-таки они! Мы — это штаны с завязками на коленях, гетры, туристские ботинки. Мы хорошо оснащены. Рядом с нами другие праздничные гости, сраженные Чуждым, с которым им пришлось познакомиться слишком рано — Природой, к которой их притянуло. Никакой свет не сделает этих чужаков родственниками. Ни один звук не заставит нас понять их. Да и смысл наших назиданий совсем в другом — здания приближают к себе землю, но одновременно люди отдаляются от себя, потому что едва они прибывают, жилье тут же снова выбрасывает их под открытое небо. Лицами к солнцу, с кремом на лицах и в шлемах с опущенными солнечными очками. Каким образом? Друг и недруг издеваются над радио, то есть над рацио, но и те, и другие — уже давно одно и то же. Так как нечто столь же Большое, как бутылка колы, и еще большая бутылка алчности взяли за руку и заботливо привели их. И вот они стоят здесь, удержанные жизнью, как залог, который им не дозволено выкупить самим. Их девиз — лотерея и тотализатор. Да-да, попробуйте, рискните! Все слилось воедино. Жить без плоти было бы для них хорошим наказанием. Пиво льется рекой, люди тоже струятся мимо, и я не верю, что их нерожденные дети будут так хорошо выглядеть, что им позволят стать местными уроженцами, для которых городская община Вены когда-нибудь добьется законодательного утверждения льгот на летние курорты.

Один из мертвых альпинистов встает. С него спадают окровавленные бинты, они открывают взгляду частично почерневшие раны.

Альпинист: