Гора Орлиная

Но Клавдию Григорьевну пугало как раз то, что трудно было понять Алексею Петровичу. Впервые в жизни она всем своим существом почувствовала, что у нее уже взрослая дочь и что эту дочь могли взять за руку и увести. Мог увести вот такой, неожиданно встретившийся великан. И еще почувствовала она то, в чем не призналась бы даже мужу, что она сама уже не молодая. Пусть она еще живет любовью, но уже пора радоваться другой любви — любви дочери, и примириться с тем, что и у нее, у Танюшки, будет своя лесная просека, свой дымный, розовый далекий свет.

— О чем, Клаша, думаешь?

— Да все вижу его… Стоит он, как истукан, и на Таню глядит… Страшно даже…

— Радоваться должна, что дочка твоя поглянулась, — сказал Алексей Петрович. — Невеста! Понимать надо!

Рассказали об этой встрече и Николаю. Он удивился, но не тому, что тетю Клашу напугал добродушный Мишка-землекоп, а тому, что Мишка влюбился, да еще в кого — в Таньку, в девчонку! У него даже возникла забавная мысль свести их и поглядеть, что будет делать великан, как он растеряется, как потом непременно станет называть ее былиночкой, полевым цветком и глаза у него будут как у счастливого дурака.

— Заходи, Таня, ко мне, — пригласил Николай. — В клуб пойдем, в библиотеку. Не будешь же ты все лето дома сидеть.

— Я и не собираюсь. Через неделю уеду с пионерским лагерем. А тебя могу навестить…

— Ты, Коленька, зайди за ней, а то, боюсь, одна потеряется, — попросила Клавдия Григорьевна.

— Мишки боишься! — догадался Алексей Петрович.

— Не дури, Алеша. В первый-то раз по стройке…

Николай исполнил просьбу тети Клаши — зашел за Таней. Она ждала его. На ней было розовое платье с длинными рукавами, все те же черные туфли-лодочки, волосы были слегка раскудрявлены.

— Ты ее и домой приведи. Слышишь, Коля?

— Да что я, маленькая? — обиделась Таня. — Лучше я никуда не пойду.

— Не больно и велика!

— Честное комсомольское, не пойду!

— Ладно уж, — махнула рукой Клавдия Григорьевна. — Только не загуливайся.

Когда Николай и Таня вышли, Клавдия Григорьевна посмотрела на них из окна и невольно подумала: «На такое вот я согласна, такое по сердцу было бы!..»

Николай привел Таню в большой бревенчатый дом с широкой верандой, украшенной резьбою. На веранде стояло несколько застеленных кумачом столов с газетами и журналами. Таня присела на длинную лавку, а Николай пошел за книжкой. Вдоль веранды тянулся рядок частого кустарника, запыленного, бесцветного. Таня облокотилась о барьер и стала смотреть на видневшуюся издали полоску реки. Потом ей это наскучило и она принялась перебирать журналы. С красочной обложки «Огонька» глянуло на нее большое, будто знакомое лицо. Появился Николай, тронул ее за плечо.

— Я принес тебе повести Пушкина…

— А-а-а… Мы их в семилетке прорабатывали, — не то сожалея, не то радуясь, сказала Таня. — «Капитанскую дочку».

— Прорабатывать — одно, а читать — другое, — наставительно сказал Николай. — Проводи-ка меня до техникума.

— Ты сегодня учишься? А я думала, у тебя весь вечер свободный.

— Ничего! Часок у меня еще есть.

Он повел ее на край поселка, к землянкам, по вчерашней дороге, и Таня невольно припомнила великана, улыбнулась.

— У меня товарищ тут живет. Зайду за ним. Не возражаешь?

Она осталась на дороге, а Николай вошел в крайнюю землянку. Чтобы не скучать, Таня привалилась плечом к ограде, раскрыла книгу, стала перелистывать страницы.

Николай вышел не скоро. Рядом с ним на пороге землянки появился знакомый великан. Таня покраснела, догадалась, что Николай подстроил это, обиделась на него и хотела было убежать. Но Николай уже выходил на дорогу. На шаг от него, чистый, очевидно, только что вымытый, причесанный, приодетый, шел Мишка-землекоп, робко поглядывая на Таню.

— Мой дружок! — сказал Николай как можно веселее. — Познакомься. Погляди, какие на Руси люди бывают!

Таня нерешительно протянула великану руку, а тот, не подавая своей, стоял молча, застенчиво улыбаясь.

— Рука у нее не грязная, — пошутил Николай. — Чего ты?

— Боюсь… — проговорил Мишка-землекоп, глядя на тоненькую загорелую руку Тани. — Рука у меня…

— Не сломаете, — храбро сказала Таня и осторожно взяла его за руку.

Николаю забавно было глядеть на них, как на какое-то сказочное представление. Все это и в самом деле принял бы он за сказку, если бы не знал с детства худенькой девчушки, если бы не был знаком с добрым великаном, обутым в такие громадные, сверх всяких размеров, рабочие, совсем новые боты. Мишка берег их, надевал на работу лапти; связка лаптей была единственным украшением его уголка в землянке.

Они вышли из кривой улочки и начали подниматься на Орлиную гору. Дойдя до середины, Николай вдруг сказал, что если он не повернет сейчас обратно, то опоздает на занятия. Таня решила идти с ним.

— Чего тебе спешить? С Мишкой бояться нечего.

Он побежал вниз, помахал им и вскоре скрылся за штабелем сосновых досок.

Молчать было мучительно. Таня впервые в жизни испытывала эту муку. На вершине горы она спросила:

— Куда же мы пойдем?