Жигаль Степан Лобов привез на завод уголь и тоже присоединился к бастующим. Он даже не успел подумать, как это случилось. Утром, прежде чем отправиться с коробом на заводский двор, он забежал к охотнику, — лесообъездчик просил передать, что выследил волчий выводок. Охотник обрадовался и сказал, что сегодня же пойдет в лес. Потом начал с усмешкой рассказывать, что и тут у него есть охота, что с его помощью устроили облаву и выловили одного крупного зверя. Жигаль сначала не понял. Выяснилось, что арестовали того самого рабочего, который тогда, на закладке домны, не стал креститься. «Нехристь-то, оказывается, политический!» — сообщил охотник. Жигаль промолчал, только подумал: «Попадись мне ночью в лесу, я бы тебе орясиной бока обломал». И теперь, приехав на домну с углем, не захотел отставать от смелых людей… Когда-то дед его шел впереди таких вот непокорных… И вот он в толпе, вместе с другими, требует прибавки.
— Не будем руду подавать!
— Угля тоже не получите!
— Денег прибавь, тогда станем робить.
— Кузнецова выпусти, он не виноват…
— Мы к управителю сами пошли…
— Давай Кузнецова!
Толпа все росла.
Мастер испугался, забегал:
— Что вы это? Да как так можно?
Появилось, между тем, несколько полицейских. Вместе с ними пришел и господский охотник. Они старались разогнать бастующих, предупреждали, что едет исправник. Рабочие оттеснили их, прижали к штабелю дров. Кто-то ударил охотника поленом по спине, и он свалился… Это был жигаль Степан Лобов. Его мохнатая шапка мелькнула в толпе. Куда он побежал?.. Вот и Федотыч. Сильно сдал за эти пять лет заводский сторож, поседел, сгорбился, но все еще при должности. Он улыбнулся Алеше и сказал:
— Вот оно! Приходи, я тебе почитаю… не про Микулу, не про тягу земную, нет… Это для ребятишек. А ты уже вырос!
А в толпе все шумели:
— Кузнецова выпусти!
— Не будем руду подавать!
И грозной силой пошли на мастера. Тот попятился, повернулся, побежал в контору.
Алеша схватил кусок руды и швырнул ему вслед.
Пашка Леонов взял его за руку.
— За что ты в него?
— Сволочь он! — крикнул Алеша и побежал впереди толпы.
Уезжая из родного Тигеля строить новый город Кремнегорск, Николай Леонов обещал соседке, тете Клаше, обязательно навестить там ее мужа, мастера Алексея Петровича, который еще в прошлом году отправился на эту стройку. Поезд прибыл в Кремнегорск ночью, — его держали на каждой станции, пропуская вперед грузовые маршруты. Нечего было и думать сразу же отыскать нужный адрес. Николай решил заночевать на вокзале — прикорнуть на сундучке, — но никакого вокзала в Кремнегорске не оказалось. Его заменяла снятая с колес теплушка с обрубком рельса вместо станционного колокола. Тут же за теплушкой начиналась степь. В отдалении, у горизонта, призывно и трепетно горели костры. Николаю показалось, что кто-то осенней ветреной ночью запалил на равнине кусты. Он взвалил сундучок на плечо и вместе с другими пошел в степь.
Всех было человек триста; большей частью молодые парни с пестрыми заплечными мешками, с топорами и пилами, обернутыми в мешковину, с мастерками, засунутыми за пояс, с лопатами, переброшенными через плечо, словно ружья. Но встречались и старики, и девушки, и женщины с малыми ребятишками на руках, сперва шли шумно, весело, парни на ходу дурили, пересмеивались с девками, даже пробовали запеть песню, но чем дальше отходили от железной дороги, тем становилось тише: старики и женщины начали отставать, девки примолкли, парни стали сдержаннее. Некоторые, отчаявшись догнать ушедших вперед, останавливались, кричали, оглядываясь назад, звали какого-то вербовщика.
Длинноногий, тонкий, слегка гнущийся под тяжестью сундучка, Николай далеко обогнал других. Он пожалел, что прибыл сюда не с первым эшелоном, еще в июне, как только построили железнодорожную ветку Тигель — Кремнегорск. Не посчастливилось ему попасть и на закладку города; она состоялась в самом начале июля, в дни XVI съезда партии. Но Николай знал, что впереди еще немало замечательных событий, что он не последний, он вместе с другими. Вот они — рязанские, владимирские, вятские, тверские, тульские мастера любого дела: землекопы, каменщики, плотники… Как-то в газете он прочитал, что Кремнегорск строили люди тридцати шести национальностей.
Из трех ближайших костров Николай выбрал дальний и попал, как после выяснилось, на строительство коксовой батареи. Вдыхая особый запах степного дымка, он остановился у костра, разложенного на краю огромного котлована, поздоровался с рабочими, поставил сундучок и сел на него.
— Откудова? — раздался вопрос.
Услышав ответ, помолчали. Земляков, как видно, не оказалось.
Сидели — кто на корточках, кто на небрежно раскинутых брезентовых плащах, кто на обломках кирпича, нахохлившись, набросив на плечи ватники.
— Да, верно… клад копаем, — очевидно продолжая начатый разговор, сказал моложавый рыжеусый рабочий.
— Какой тебе клад! Вот у нас на Волге, в Жигулях, это верно, одного золота разбойничьего в кургане найдено было — страх сколько! — заговорил другой. — Помню…