Гораций

По праздникам рабы стирали одежду и мылись в специальной бане[833]. Одежда сельских рабов мало отличалась от одежды бедных крестьян. Она состояла из туники — длинной шерстяной рубахи с короткими рукавами — и плотного шерстяного плаща, защищавшего от непогоды. Шерстяная туника не только не стесняла движений при сельскохозяйственных работах, что было весьма важно, но и защищала от холода зимой и от жары летом. В плохую погоду поверх туники часто надевали плащ (sagum). Катон приводит следующий список одежды для рабов: «Туника, весом в 3 ½ фунта, и плащ — через год. Всякий раз, как будешь давать тунику или плащ, возьми сначала старую одежду на лоскутные одеяла. Хорошие деревянные башмаки следует давать через год»[834].

Существовала также особая одежда для работы в непогоду, о которой упоминает Колумелла: рабы «должны быть тщательно защищены от ветра, от холода и от дождя: от всего этого охранят кожухи с рукавами, накидки, сшитые из лоскутьев, и плащи с капюшонами. При такой одежде в самый ненастный день можно что-нибудь делать под открытым небом»[835]. Изношенная и пришедшая в негодность одежда шла на тряпки или же на изготовление прославленных лоскутных одеял.

Сельскохозяйственные работы требовали постоянного контакта с землей, водой, навозом, золой, а шерсть при частой стирке быстро изнашивалась, поэтому очевидно, что рабы, как и крестьяне, работали в теплое время в основном голышом[836].

Хозяева относились к сельским рабам по-разному. Одни за малейший проступок били рабов, пороли розгами или плетьми, заковывали в колодки или кандалы, сажали в эргастул. За серьезную провинность сельского раба могли продать в гладиаторскую школу, отправить в каменоломни, на мельницу или даже безнаказанно убить. Другие, как, например, Колумелла, напротив, всячески заботились о своих рабах: «С сельскими рабами, которые хорошо себя вели, я чаще, чем с городскими, дружески заговариваю; понимая, что этой хозяйской ласковостью облегчается их постоянный труд, я иногда даже шучу с ними и больше позволяю им самим шутить. Я часто делаю вид, будто совещаюсь с более опытными о каких-нибудь новых работах: таким образом я узнаю способности каждого и степень его сообразительности. Я вижу, что они охотнее берутся за то дело, о котором, как они думают, с ними совещались и которое предпринято с их совета». По мнению Колумеллы, хозяин должен быть особенно внимателен к закованным рабам, сидящим в эргастуле, «и должен следить, не обижают ли их с одеждой и с прочими выдачами: у них больше начальства — и вилики, и надзиратели за работой, и смотрители за эргастулом, — поэтому и обидам могут они подвергаться больше, а кроме того, эти люди страшнее, если их раздражить свирепостью или жадностью. Поэтому хороший хозяин расспросит и у них самих, и у тех рабов, которые ходят без цепей и которым можно больше доверять, получают ли они все, что им причитается по их положению; он сам попробует, хороши ли у них хлеб и питье, осмотрит их одежду, ручные колодки, обувь. Он часто предоставит им возможность жаловаться на тех, кто их обижает жестокостью или возводит напраслину. Мы, случалось, и освобождали по справедливым жалобам, и наказывали тех, кто мутит рабов, кто клевещет на своих надсмотрщиков, но людей работающих и старательных, наоборот, награждали»[837]. Даже суровый Катон всячески подчеркивал, что рабы не должны страдать, испытывать холод и голод[838].

Однако тяжелая и изматывающая работа под открытым небом в любую погоду, являвшаяся основной причиной повышенной усталости организма, а также плохое качество пищи, питание всухомятку, отсутствие нормальных завтраков и обедов неизбежно приводили к частой заболеваемости (травмы, простуды, проблемы с желудочно-кишечным трактом). Занемогших рабов отправляли в специальное помещение, приставляли к ним врача (тоже раба) и освобождали от работ на время лечения. Катон сокращал таким рабам паек или вообще продавал их. Колумелла же, напротив, считал, что к заболевшим надо относиться с большим вниманием[839]. Если больных рабов не удавалось вылечить подручными средствами, от них избавлялись при первой же возможности.