Горб Аполлона: Три повести

Я его простила, но… после этого эпизода душевно отдалилась. Я написала ему тогда письмо, «из-под яблони», в котором говорила: «Ты должен себя любить, а не авторитеты, вера в которые почти безнравственна. Своё лучшее «Я» ты должен доставать из жизни. Я презираю твоё преклонение, заискивание, и не прощаю тебе сладкого придыхания к именам. Тобой руководят стихии, и ты можешь хватить через меру, отдаваясь своим эмоциям. Эта женская сторона твоей натуры для тебя самого абсолютно неприятна. Стихийное, неосознанное, полностью бессознательное. Этот бессмысленный, чудовищный скандал могла устроить только женщина, в которой эмоции побеждают, а разум молчит. Ты ненавидишь в себе своё женское неуправляемое начало. Ты никогда не занимался самопознанием, а как говорят философы, «Аполлон как этическое божество требует самопознания». Ты боишься анализировать свои поступки, слова, свою зависть, свою месть и прячешь всё в своё подполье». Аполлон начинал преобразовываться в Диониса.

И чем больше погружался в недовольство собой, тем больше он высмеивал и злобничал насчёт окружающих. Если раньше его высмеивание эмигрантского скряжничества было интересным, то со временем «яд неудовлетворённых желаний» пропитывал его и фантазия уводила в неприятное отвращение. В его остроумии появилась желчность, бывшие пикантными булавки и шпильки стали окрашиваться ядовитой слюной. В разговорах стали звучать язвительно–насмешливые преувеличения. Говорить о вещах интересных он разучился. Чем старше он становился, тем сильнее проступали в нём черты отца, ворчливого ипохондрика, кидавшего в помогающих ему женщин тарелки и оскорбления.

Вот лежит копия моего последнего письма к нему. Я пыталась ему что-то сказать письменно, потому что устно он ничего не хотел слушать и вёл только бесконечные монологи. Я приведу это письмо полностью, хотя мы его не зачитывали в вечер нашего возвращения в прошлое. Он усмехнулся какой-то горькой улыбкой, увидев, что я хранила копии своих писем к нему.

«Дорогой Игорь!

Я пишу тебе после нашего вчерашнего телефонного разговора, вернее, твоего монолога. Мы живём на гигантском маскараде, где каждый из нас надевает разные маски, хорошо тем, кому это объяснили с детства. Открытие, что мы обречены на разыгрывание комедии, портит нам отношения с людьми, а оставшись в одиночестве — отравляешься ядом одиночества, и мы остаемся, повисаем в мире, где каждый из нас отыскивает свои способы и пути для разряжения своего духа отчуждения и вражды. Твоя высокоодарённая натура находится в таком противоречии и разладе с собой, что меня охватывает редкая боль… Видя, как ты отвращён от себя, как ты плохо к себе относишься — я немею. Я думаю, где истоки твоего отвращения от себя? Мне хочется задать тебе много вопросов и хоть капельку раскрыть тебе своё видение твоих страданий. Я вижу, что ты живёшь без любви, с загадочными масками, которыми ты закрываешь своё лицо, своё страдание, своё отвращение и от себя и от человечества. Отвращение от людей и такая от них зависимость разрывают тебя на части. Пренебрежение моралью и такая моральность, что мороз по коже идёт, такие психологические проникновения и такая психологическая невежественность, что бабка из подворотни оказывается Шопенгауэром в сравнении с тобой! Такое восхваление и вознесение кого-нибудь, а потом «доставание» из него самого что ни на есть мутномерзкого… До бесконечности я могу перечислять твои противоречия, как все сферы твоей души находятся в разладе одна с другой… Как ты не можешь любить то, что ты любишь! Как изощрённо ты избегаешь не только глубоких мест, но даже тёплых течений и барахтаешься в окружающей воде мелкого происхождения.

Ты не ценишь главного в себе, презирая этот «плебейский мир», ты действуешь по его же плебейским законам. Не дальше от морали, а в её отвратительной моральности. Вера в себя, гордость самим собой, ирония по отношению к себе тебя покинули.