Однако для Абалкина и его соратников это не означало ничего хорошего. Явлинский с коллегами жили и работали неподалеку от Архангельского, в коттеджах пансионата, оборудованных рабочими кабинетами, переговорными, копировальными машинами и сейфами для секретных документов. Шаталин плохо себя чувствовал и не мог жить с ними, о чем позднее написал: “Атмосфера была прекрасная. Люди с мозгами, с сердцем, с душой, люди, которые действительно беспокоились о том, что происходит, которые понимали свою историческую ответственность за то, что происходит в стране. Они показали невероятный энтузиазм. Я никогда не видел, чтобы люди так работали – максимум пять часов сна”[1782]. Команда Абалкина также была сильно увлечена проектом – настолько, что в знак протеста они отказали группе Явлинского в доступе к необходимым правительственным документам и изолировались в другом подмосковном пансионате близ Николиной Горы. Команды встретились лишь дважды, и оба раза по причине того, что в Москву возвращался Ельцин, который хотел получить свежую информацию о проделанной совместной работе, а точнее, об ее отсутствии[1783].
Группы Шаталина – Явлинского и Рыжкова – Абалкина не могли сойтись в таких вопросах, как скорость проведения реформ и порядок введения элементов рыночной системы в советскую экономику. Программа Шаталина – Явлинского предполагала построение конкурентоспособного рынка при помощи следующих мер: крупномасштабная приватизация, освобождение цен от государственного контроля, интеграция экономики СССР в мировую экономическую систему, передача важных механизмов управления от Москвы республикам. Эти и ряд других радикальных шагов должны были быть завершены в течение пятисот дней. Окончательный вариант плана “500 дней”, который стал известен именно под таким названием, включал в себя подробный график прохождения основных этапов программы. Указанные сроки должны были только стимулировать действие, речь не шла о достижении результатов к заданным датам любой ценой. Как Шаталин заявит позднее, он понимал, что в Союзе сменится несколько поколений, прежде чем будет создана современная экономика[1784]. В то же время программа представляла собой политическое и экономическое подтверждение смерти социализма – он не упоминался ни разу. Однако Горбачев не желал этого признавать. В противовес первой группе команда Рыжкова – Абалкина выступала за менее резкое проведение реформ, опасаясь, что план “500 дней” усугубит кризис в стране, начатый политическими реформами Горбачева, даже если на выполнение этого плана понадобится намного больше времени.
Между тем Горбачев находился в отпуске на своей черноморской вилле в Форосе, но едва ли не каждый день интересовался ходом работы в Архангельском. По воспоминаниям Черняева, президент был полон энтузиазма. “Толя! – говорил. – Начинаем самое главное. Это – уже окончательный прорыв к новому этапу перестройки… Подводим под нее адекватный базис…” “На эту тему он соскальзывал, о чем бы ни шла речь”, – напишет Черняев[1785].
“Такой активности с его стороны я не наблюдал за все время работы с ним, – вспоминает Петраков. – Не было ни одного дня, включая воскресенья, чтобы Горбачев не звонил мне из Фороса”. Иногда Петракову приходилось общаться с президентом по два-три раза в день. Он хотел вникнуть во все детали, читал все посылаемые материалы и возвращал их Петракову испещренные пометками[1786].
По словам Шаталина, Горбачев также звонил ему по пять раз в день (почти точно – преувеличение) и неустанно спрашивал, как продвигается работа. Как минимум единожды Горбачев связался с Абалкиным. А вот Рыжков его вниманием был обделен: “Мне практически не звонил, не интересовался ходом работы, в которой, кажется, должен был быть кровно заинтересован”[1787].
На “отдыхе” Горбачев занимался и другими делами – в частности, пытался написать статью о рынке и социализме, чтобы ответить на обвинения в попытке увести страну от социалистических идеалов. “Надо показать, – говорил он Черняеву, – что речь идет о ‘современном социализме’, способном органично вписаться ‘в цивилизационный процесс’”. Вместе с Черняевым они создали три варианта статьи, однако до конца работу так и не довели. Горбачев также размышлял над новым Союзным договором и рассматривал самые разные идеи. В начале он думал о восстановлении “ленинского понимания федеративности”, после – об “обновленной федерации”, затем – о конфедерации, наконец – о союзе суверенных республик. “Горбачев опять опаздывает”, – жаловался Черняеву Шахназаров, имея в виду, что некоторые республики уже вознамерились покинуть СССР. Внимания Горбачева также потребовало одно важное событие: 2 августа Саддам Хусейн вторгся в Кувейт[1788].