Горбачев. Его жизнь и время

С программой “500 дней” было покончено, хотя формально она еще не была отвергнута. Ельцин, однако, не стал тянуть с обвинительной речью в адрес Горбачева и 16 октября обрушился на президента во время заседания Верховного Совета России. Он жестко критиковал главу СССР за нарушение данных обещаний и предупреждал, что Россия перестанет подчиняться Центру, то есть советскому правительству, заседавшему в Москве. Горбачев воспринял это выступление как новое объявление войны. На следующий день состоялось заседание Президентского совета, и Черняеву подумалось, что 25 октября 1917 года в Зимнем дворце могла стоять такая же атмосфера, как на их собрании. Тогда Временное правительство, сменившее императора Николая II, ожидало, что большевики начнут штурмовать дворец. Крючков и Лукьянов потребовали “жестких мер”, Шеварднадзе и Медведев возражали против конфронтации. “Сколько можно терпеть?” – бушевал Рыжков, сокрушаясь, что никто не слушает правительство. “Страна потеряла всякое управление! Развал идет полным ходом!” – продолжал он. Черняев почувствовал, как зал наполнился испугом и ненавистью. “М. С. сидел, слушал мрачный, внутренне ‘наливался’, бросал реплики”, – вспоминает помощник президента[1813].

Горбачев решил нанести ответный удар с экранов телевизоров. Шаталин, Петраков и другие пытались его отговорить. Горбачев кричал на них, что уже все решил: “Опять смолчу, а народ что скажет! Это трусость… Ельцин рвется в президентское кресло… в такой момент. Да он просто не в себе. Науськивает на меня свое окружение… Им надо дать хорошо по морде…” В конце концов Горбачев согласился, чтобы с речью выступил Лукьянов, после чего, по словам Черняева, быстро стал успокаиваться[1814].

Эпизод задал тон окончанию года. В своих мемуарах Горбачев охарактеризовал осень 1990 года как переломный период, когда он начал строить эффективную систему исполнительно-распорядительной власти[1815]. Однако Яковлев считает, что именно той осенью Горбачев сломался: “Он заметался, лихорадочно искал выход, но суматоха, как известно, рождает только ошибки”. Президентская власть ослабевала, поскольку республиканские лидеры старались забрать себе как можно больше полномочий[1816].

Ельцин продолжал издеваться над своим соперником. Два лидера встретились в середине ноября, пытаясь договориться о новом перемирии, и, по мнению Горбачева, это “несколько ослабило напряженность”[1817]. Однако на следующий день президент СССР услышал доклад Ельцина в российском парламенте об их встрече, рассвирепел и заявил своим помощникам, что больше такого не потерпит и сам “объявляет войну”[1818].

Тем временем Горбачев продолжал терять поддержку интеллигенции. Либеральная газета “Московские новости” опубликовала “Обращение к народу и президенту”, подписанное многими писателями и учеными, что Горбачев расценил как еще одно предательство со стороны тех, кого он защищал, выдвигал, кому он доверял и на кого надеялся[1819]. Неверная информация, которая поступала от Крючкова и Болдина, настраивала его против Шеварднадзе, Яковлева и министра внутренних дел Бакатина. Горбачев все еще доверял Яковлеву, поэтому показал ему отчеты КГБ: “В них был сплошной подхалимаж. Одни восторги и в адрес Горбачева, и в отношении Раисы Максимовны”, – вспоминает Яковлев. Шеварднадзе же был представлен в негативном свете – так Крючков играл на ревности президента к популярности министра. Бакатин рассказал, как однажды Горбачев начал спешно разыскивать его и Яковлева. “Болдин доложил ему, что мы вместе с начальником Генштаба Моисеевым будто бы пошли по грибы (чем я отродясь не занимался)”, – утверждает Бакатин[1820].

К середине ноября большинство СМИ либо требовало отставки Горбачева, либо предрекало гражданскую войну, либо и то и другое. Полковник Виктор Алкснис, сопредседатель группы консервативных депутатов “Союз”, заявил, что лидер СССР “потерял армию”, и 14 ноября это заявление подтвердилось – провалом обернулась встреча президента с более чем тысячей военных, избранных на государственные должности. “Напряжение в руководстве было сильнейшим, – признается Горбачев, – начались колебания и шатания даже в моем ближайшем окружении”[1821].

В Верховном Совете СССР Горбачева ждал бунт, поднятый группой “Союз” – депутаты потребовали, чтобы он отчитался перед страной. Президент воспринял это достаточно спокойно. “Ну что же, выступить – так выступить”, – сказал он своей команде и продиктовал текст выступления, который, учитывая охватившую парламент истерию, показался Петракову “вялым и аморфным”. Помощники Горбачева убеждали его сделать речь короткой и предельно конкретной, а также зачитать те яростные обвинения, на которые она призвана была ответить. Горбачев отмахнулся[1822].