Горбачев. Его жизнь и время

Как и следовало ожидать, Лондон обернулся для Горбачева разочарованием. Советского лидера встречали традиционно тепло. Посол Брейтуэйт запишет в своем дневнике, что, спускаясь по трапу самолета 16 июля, Горбачев “выглядел довольным”, хотя его жена казалась “увядшей и изможденной”, как будто уставшей выполнять роль “эмоционального амортизатора” для мужа. Чету поприветствовали в Ковент-Гардене перед первым актом оперы Россини “Золушка”, а также на улице перед театром. Британский премьер Джон Мейджор превозносил президента СССР на приеме с лондонской элитой на Даунинг-стрит, а затем устроил небольшой ужин при свечах в Адмиралтействе, куда Горбачевы пришли, держась за руки. Глава Союза отдельно встретился с каждым из лидеров “Семерки”, а также поучаствовал в специальной сессии саммита, поскольку расширяться до G8 за счет приглашения СССР группа в тот момент не планировала. В день саммита, 17 июля, Горбачев и Буш вместе завтракали и обедали, а во второй половине дня пообщались в лондонской резиденции американского посла Уинфилд-Хаус. Однако когда дело дошло до основной цели горбачевской поездки – получения всесторонней экономической поддержки Запада, – союзный президент потерпел полную неудачу.

Заранее направив подробное описание будущих реформ главам G7, Горбачев резюмировал их в своем выступлении. По словам посла Брейтуэйта, который очень симпатизировал советскому лидеру, в своей речи президент очень искренне рассказал о проблемах СССР, но об их решениях “высказался очень туманно, по-русски”, “одни слова, никаких действий”[2025]. Как вспоминал президент Буш, на встрече G7 Горбачев перечислял намеченные реформы, включая либерализацию цен и конвертируемость рубля, но “не останавливался на подробностях”. Горбачев как будто опасался, что ему откажут в масштабной помощи, о которой он так и не попросил открытым текстом, и с чувством обратился к мировым лидерам: “Вы будете доброжелателями, наблюдателями или активными участниками? Я отвечу на ваши вопросы, но хочу, чтобы и вы ответили на мои”. Буш отреагировал на удивление немногословно: “Мне особо нечего сказать”, – признался он и без большого энтузиазма поблагодарил Горбачева за замечательную речь. Жак Делор, председатель Европейской комиссии, резким тоном задавал Горбачеву трудные вопросы, из-за чего Буш, сторонник соблюдения приличий, попытался объяснить своему “другу Михаилу”, что ему “не стоит принимать эти поучения близко к сердцу” и что его коллеги “просто хотели получить ответы на законные вопросы по экономическим аспектам, прежде чем предоставить Союзу помощь”[2026].

Но ответов они не получили – по крайней мере, тех, которые хотели, – поэтому единственное, на что они были готовы, это техническое содействие в области энергетики, конверсии оборонного комплекса, сельского хозяйства и распределения продовольствия. Помимо этого, СССР мог получить статус “особого ассоциированного члена” в МВФ и Всемирном банке[2027]. Услышав это, Горбачев потерял самообладание, хотя и до встречи был весь на нервах. Перед саммитом, во время общей трапезы, он признался Бушу, что у него складывается впечатление, будто президент США еще не решил, каким он хочет видеть Советский Союз, будто он смотрит и не видит, что Советы уже делают, и говорит: “Молодец, мол, Горбачев! Продолжай, желаем тебе удачи! Такая вот хорошая поддержка – варитесь, мол, в своем котле, это нас (американцев) не касается”[2028].

Черняев помнит, как при этих словах взгляд Буша потемнел, а сам он побагровел и продолжал есть, пока Горбачев изливал свои мысли: “Мне вот что странно: нашлось 100 миллиардов долларов, чтобы справиться с одним региональным конфликтом (имеется в виду война в Персидском заливе)… а здесь речь идет о таком проекте – изменить Советский Союз, чтобы он… стал органической частью мировой экономики, мирового сообщества не как противодействующая сила, не как возможный источник угрозы”[2029].

Буш ответил холодно и прямо: “Видимо, я недостаточно убедительно излагаю свою политику, если возникают сомнения относительно того, каким мы хотим видеть Советский Союз. Я бы мог понять, если бы возник вопрос о том, что могли бы сделать Соединенные Штаты, чтобы помочь Советскому Союзу. Но если на обсуждение опять поставлен вопрос о том, каким США хотят увидеть Советский Союз, то я попробую ответить еще раз”[2030].