Горбачев и Ельцин как лидеры

Одновременно проводя радикальные реформы как во внутренней, так и во внешней политике, Горбачев расширил круг проблемных областей, в которых он мог перехватить инициативу, сохранить динамику своего правления и вывести потенциальных соперников из равновесия. Повышая свою популярность за границей, он смог укрепить свой авторитет государственного деятеля и тем самым компенсировать отсутствие экономического прогресса у себя дома. Выполнив свое обещание снизить напряженность в международных отношениях, он создал обстановку, в которой потенциальным соперникам было трудно утверждать, что они могут добиться большего, чем он[428]. Таким образом, его внешняя политика являлась не только центральным элементом его стратегии внутренней культурной и политической трансформации, но и была важна для его тактики одновременного расширения политического авторитета и все большего затруднения обращения перестройки вспять.

Итак, Горбачев успешно выполнял (знал он об этом или нет) многие из предписаний тех ученых, которые изучили уроки эволюционных стратегий для преобразования режимов в условиях, отличных от ленинизма. Его стратегия и тактика были близки к содержательному изложению Вайнера:

Для тех, кто стремится к демократизации, уроки таковы: мобилизовать крупномасштабную ненасильственную оппозицию режиму, искать поддержки в центре и, если необходимо, со стороны консервативных правых, сдерживать левых, <…> добиваться расположения военных, сочувственного освещения в западных СМИ и требовать поддержки от Соединенных Штатов [Weiner 1987: 866].

Упущенные возможности и теории перехода

Конечно, Горбачев должен нести частичную ответственность и за то, что за эти годы достигнуто так и не было. В частности, двумя неудачными областями (относительно поставленных им целей) стали экономическая трансформация и переговоры о федеративной или конфедеративной альтернативе советскому унитарному государству[429].

Упущенные возможности на экономическом фронте

Поскольку темпы экономических реформ при Горбачеве сильно отставали от темпов изменений в других сферах, при оценке его руководства экономикой обычно приходят к негативным в целом выводам[430]. Аргумент прост: если бы Горбачев в 1985–1986 годах начал реальную и мощную экономическую реформу, или если бы он решил сначала реформировать сельское хозяйство, или если бы последовал китайской модели реформирования экономики до реформирования политической системы, то экономика оказалась бы в лучшем состоянии, чем она была в 1990–1991 годах[431]. Такое контрфактуальное утверждение может быть справедливым (хотя и не бесспорным), но увязка его с оценкой правления в целом включает дополнительный логический шаг: необходимо достоверно утверждать не только применимость и вероятную эффективность альтернативных стратегий в советских условиях, но и их интеллектуальную доступность и политическую осуществимость в то время, когда они могли бы быть реализованы. Насколько советские лидеры в прежние годы осознавали необходимость такой немедленной и радикальной экономической операции? Если они осознавали, то был ли, и в какой степени, у лидера партии политический потенциал в 1985–1987 годах, чтобы добиться принятия и осуществления этих стратегий?

Имеющиеся свидетельства неоднозначны, но из них можно заключить, что Горбачев, придя к власти, был убежденным радикалом в вопросах экономической реформы, хотя еще не осознавал, какая именно радикальная программа могла бы сработать. В 1985 году экономисты-реформаторы, которые возглавляли НИИ и с которыми Горбачев регулярно консультировался в качестве секретаря ЦК, направили в Политбюро свои программы радикальной экономической реформы. Более того, китайской экономической реформе к тому времени исполнилось семь лет, и она показывала замечательные результаты. Следовательно, даже с учетом ненадежности исторических данных кажется более чем вероятным, что радикальная экономическая реформа того или иного типа была интеллектуально доступна Политбюро и Горбачеву уже в 1985 году.