Горбачев и Ельцин как лидеры

Что пошло не так за относительно короткий период между успешной консолидацией власти и радикальным падением авторитета и эффективности этих лидеров? Ответ на этот вопрос требует широкого взгляда как на лидерство в целом, так и на лидерство в советской и постсоветской системах в частности. В глобальном масштабе часто бывает так, что лидеры, добившиеся успеха на одном этапе своей политической карьеры или в решении одной исторической проблемы, терпят неудачу на более поздних этапах своей карьеры или в решении других исторических проблем. Следовательно, опыт этих четырех лидеров вряд ли является исключением; скорее он указывает на внутренние трудности, связанные с поддержанием качественной деятельности и созданного авторитета. Авторитет нельзя накопить; его нужно использовать, или он будет утерян. Однако нередко в процессе использования накопленного авторитета встречаются препятствия, преодолеть которые труднее, чем те, что встречались ранее. Или выясняется, что человек обладает набором навыков, лучше подходящих для решения одних проблем, чем других, или у него «заканчивается запал» и он делает ошибки, приводящие к растрате накопленного авторитета. Как только его успешная репутация подорвана, те, на кого он полагался в плане политической поддержки, начинают перестраховываться и искать пути отхода[458]. Результатом может быть кумулятивный эффект потери авторитета.

Точно так же процесс первоначального укрепления авторитета часто происходит в контексте, когда претенденты дают обещания, но еще не обязаны брать на себя ответственность за их исполнение. Иногда можно укреплять авторитет путем простой критики предложений или прошлых действий политических соперников, вместо того чтобы представлять собственную платформу. Если лидеры преуспеют в построении своего авторитета этими средствами, они неизбежно столкнутся с исчерпанием своих ресурсов. Предполагается, что как только они попадут наверх, они начнут продвигать всеобъемлющую программу прогресса во многих сферах политики: это их функция как лидеров. Однако как только они это сделают, то неизбежно испытают ослабление своего авторитета, поскольку они приняли на себя ответственность за проведение политики, результаты которой оказываются смесью успехов и неудач, а также издержек реализации их всеобъемлющих программ.

Это универсалии конкурентной политики современности; но советский и постсоветский контексты ускорили переход от политического господства к политическому упадку. Оглядываясь назад, можно увидеть, что советские и постсоветские лидеры не могли избежать многочисленных противоречий в стремлении исполнить свои обещания. Им не удалось избежать основного противоречия между устремлениями идеологии и возможностями системы. Эти противоречия привели к тому, что лидеры, которые строили свою власть на обещании вылечить многочисленные недуги страны, столкнулись с растущим разочарованием, в результате чего их авторитет снизился.

По иронии судьбы, Ельцин, действуя в постсоветском контексте, унаследовал некоторые черты советского мышления, которые законсервировали эту проблему. Он, как и Хрущев, Брежнев и Горбачев, обещал гораздо больше, чем смог бы когда-нибудь дать. Ельцин, как и его предшественники в Кремле, придерживался кампанейского подхода к решению проблем. Он, как и другие, считал, что ответы на противоречия лежат в некоем сочетании мобилизации населения, отбора и мотивации кадров, денег и технологий. Он, как и другие, не смог понять или оценить институциональных требований для координации экономического обмена в децентрализованной системе. И ряд представителей политических кругов, на которые он полагался, разделял с ним многие из этих черт мышления советской эпохи.

Некоторые утверждают, что советская система с какого-то момента была обречена на крах, учитывая неспособность ее лидеров разработать и «продать» программы, позволяющие мирным путем преобразовать ее в рыночную и демократизированную систему или (в случае Ельцина) построить такую систему в России на развалинах коммунизма. Если исходить из того, что фрагментация и крах советской системы были неизбежны и что Россия пошла по этому пути из-за культурного и институционального наследия коммунизма, тогда все четыре лидера будут выглядеть исторически трагическими, далекими от реальности или близорукими фигурами.

В главе тринадцатой я отмечал, что Горбачев во многих отношениях отлично стартовал, но плохо финишировал. То же самое можно сказать и о Ельцине, и в какой-то мере – о Хрущеве и Брежневе. Возможно, этот общий результат был не столько следствием их личных неудач, сколько внутренними дилеммами, с которыми они столкнулись в советском и постсоветском контекстах.