Горбачевы. Чета президентов

Аппарат и Секретариат ЦК работали на Старой площади. Но Политбюро заседало только в Кремле, как и подобает подлинному ареопагу — Верховному органу власти, состоящему из практически пожизненных членов партийной аристократии. В политике символы играют далеко не последнюю роль, а что такое Кремль, знали во всем мире. До прихода к власти Горбачева порядок заседаний Политбюро не менялся более шестидесяти лет. В эти годы заседания длились не больше одного часа. Как и положено в собрании мудрецов: краткий доклад, краткий обмен мнениями и краткое решение. Только однажды, в день нападения Гитлера на СССР, оно продолжалось с шести до десяти утра. Теперь заседания нередко продолжались часами, а то и целый день. Иногда заканчивались без принятия решений. Однажды в будущем произойдет и вовсе необычное заседание, когда статья Нины Андреевой в газете «Советская Россия», названная Александром Яковлевым антиперестроечным манифестом, обсуждалась два дня. Как на научной конференции. И все это не столько потому, что страной стало сложнее управлять, сколько из-за привычки нового лидера к пространным рассуждениям и неумением во время остановить дискуссию. Немногие «старики» в составе Политбюро — Алиев, Громыко, руководители Казахстана и Украины Кунаев и Щербицкий, секретарь ЦК Пономарев, пытаясь этому помешать, призывали возвратиться к прежнему порядку, но только постепенно лишались доверия Генсека, а потом и мест. А Политбюро из-за этого теряло авторитет главного руководящего органа страны и все более превращалось в проходной политический клуб. Пока тихо не «скончалось». При Горбачеве за шесть лет в нем сменилось четыре состава! Заняв впоследствии пост президента, Горбачев взял его функции на себя, но с управлением не справился. И через год «скончалась» уже сама страна. Однако тогда такой исход никто в стране, да и мире, даже не предсказывал. СССР казался несокрушимой твердыней.

На заседании, кроме членов, кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК, были посол в Вашингтоне Добрынин, заведующие некоторыми отделами ЦК и эксперты по США. Михаил открыл обсуждение долгим вступлением. Говорил об истории советско-американских отношений, о партнерстве с США в годы Второй мировой, о послевоенных кризисах и вообще о доверии в международных делах. Очень подробно разобрал брежневский период, когда в холодной войне началось потепление, названное разрядкой напряженности. Закончил тем, что с приходом Рейгана СССР опять был зачислен в главные враги мира. Призвал при обсуждении уходить от стереотипов и выдвигать оригинальные предложения по стратегии коренной нормализации отношений с США. Закончил неожиданно такими словами: «Мы должны окончательно покончить с враждой и сказать им и миру, что больше не рассматриваем Америку в качестве военного противника. И что ни социализм, ни капитализм не стоят того, чтобы из-за них начинать ядерную войну». При этом самый импульсивный член Политбюро южанин Гейдар Алиев не удержался и то ли с восхищением, то ли с недоумением воскликнул: «Вот это поворот!». Горбачев никак не прореагировал, но отношение к нему переменил, а через два года без объяснений отправил на пенсию по состоянию здоровья.

Затем выступали Добрынин, только что назначенный заведующим отделом пропаганды ЦК Александр Яковлев, начальник Генерального штаба маршал Ахромеев, академик Арбатов, другие эксперты из ученых. Большинство говорили об изначальном вероломстве США и предостерегали от непродуманных решений. А Добрынин заявил, что если американцы знают о наличии у страны средств, способных достать до США, они тебя не тронут. Также сообщил, что пятьдесят семь лауреатов Нобелевской премии обратились с просьбой к Рейгану не размещать оружие в космосе. Это пусть и мягкое давление интеллектуалов необходимо учитывать в отношениях с Вашингтоном. Яковлев туманно призвал не позволить идеологии помешать разрешению реальных проблем во внешней политике. Арбатов вторил ему и долго философствовал о наступлении новой эпохи в международных отношениях: «Мир готов покинуть эпоху холодной войны. И мы должны ему помочь «родить» новую эпоху — свободную от идеологической борьбы». Парадокс, но это говорил человек, у которого кандидатская и докторская диссертации были посвящены позитивной роли этой самой борьбы в отношениях с Западом. Обсуждение проблемы и принятие решения членами Политбюро отложили на потом, после перерыва.

Первыми высказались второй секретарь ЦК энергичный Лигачев, обстоятельный Кунаев и мудрый Щербицкий. Они предлагали в принципе одно и то же — убеждать Рейгана в том, что ядерная война недопустима, поскольку в ней не будет победителей, и пусть спор о преимуществах и недостатках двух систем разрешит история. Затем изложил свое мнение многолетний заведующий международным отделом и секретарь ЦК Борис Пономарев. Он знал, что его скоро «уйдут», и говорил без оглядок на Генсека, которого сразу не принял и в кругу близких называл «отступником и абсолютным злом». В свою очередь, Михаил за глаза называл Пономарева дремучим марксистом и сталинистом.