Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот

- Тоже мокрые, - признался Сабуров и прибавил капризно: - Лучше бы у тебя были мокрые. - Вспомнился попугай на ветке: тоже замерзает среди оттепели. Среди масс и всегда-то одиноко, но когда они еще и охвачены единым порывом автоматизма, ненавистного Сабурову, как виноград лисице...

Возле дома навстречу Сабурову - намеком или укором судьбы - в последнее время начал попадаться замызганный старикан, - неизменно веселый, даже дураковатый и, в отличие от сгоревшего пророка, всегда чисто выбритый. Однажды Сабуров подглядел, как старик прямо на улице, юмористически морщась, брился всухую, глядясь в магазинную витрину. А вдруг и у него... Старикан проделал обычную свою штуку - прицелился в Сабурова тростью и крикнул игриво: "Если есть лишние деньги - кладите сюда!" - и призывно приподнял свой потрепанный полиэтиленовый мешок с залихватской надписью: "Здравствуй, школа!"

У подъезда стояла "Скорая помощь" - еще чья-то очередь на дыбу подошла. Он ожесточенно шевелил заледеневшими пальцами ног, но - без расслабляющего сочувствующего зеркала - его души это не затрагивало. Предвыборное собрание состоится в ЦОК ЖОРД, прочел он на дверях. Неужели снова он один не знает, что это такое?

Укрепившаяся мания поиска толкнула его к груде книг, сваленных под лестницей. Брезгуя дотронуться, ногой поворошил залежи человеческого духа. Все книги назывались одинаково: "Курс лекций по истории Коммунистической партии Советского Союза", - только одна для разнообразия именовалась "Теорией научного коммунизма". Потягивало мочой. Сик транзит?.. Надолго ли?.. Ох, как будет неохота погружаться обратно в дерьмо... Но если завтра Седых или Корягин прикажут своим витязям перейти к делу - нет уж, лучше жить на коленях.

Дверь в квартиру была почему-то распахнута. Юродивый опаршивевший Кристмас поздоровался и ринулся прочь с дороги с пугающей любезностью прямо-таки распластался по стене, как пожарный на карнизе. Напрягшись, Сабуров шагнул в комнату. Первым знаком беды бросился в глаза белый халат. Потом шприц, всаженный в вену Аркашиной руки. И только потом запрокинутое Аркашино лицо, на котором казались живыми только прыщи. На полу аккуратным кружком - будто в столовой, под коричневым соусом - лежала выблеванная вермишель. Обрюзглый мужчина в белом халате вынул шприц, оставив торчать иглу: из ее круглого ротика выкатилась черная капля - будто раздавленная черничка.

Самым прочным, то есть тем, что делалось автоматически, оказалась корректность - отчасти, впрочем, страусиная: корректным тоном Сабуров пытался убедить Верховного Судию, что ничего особенного не произошло.

- Что с ним такое?! Алкогольная интоксикация! - с бешеным презрением выкрикнул мужчина.

- Как же?.. Откуда?.. Не может быть... - залепетал Сабуров, словно у него не было цели важнее, чем показать белым халатам, что вообще-то они попали во вполне приличный дом и случившееся недоразумение сейчас же разъяснится (а вдруг и судьба этому поверит и поведет дело по другому сценарию - ведь еще ничего, собственно, не объявлено). Сабуров даже кинулся менять декорации - убирать порцию вермишели.

- Его надо везти в стационар, - с ненавистью оборвал эти ужимки мужчина.

- Я уберу, уберу, - поспешно заверил его жалобно-испуганный Кристмас, и у Сабурова мелькнула мысль, что своим хипповским видом, распущенным серпантином волос Кристмас его компрометирует - и Сабуров рассыпался в преувеличенных благодарностях, стараясь показать, что благодарит малознакомого человека.

Появились носилки. Сабуров пробирался впереди, из последних сил то приподнимая готовые выскользнуть рукоятки, то опуская, то наклоняя туда-сюда, более всего опасаясь своей бестолковостью рассердить посланца небес в белом халате.

В "Скорой помощи" было слишком тесно и низко для чего-нибудь большого и высокого - поэтому не было никаких гвоздей.

- Аркаша, Аркаша, - то ласково, то строго, но с неизменным приличием благородного нищего в губернаторской передней взывало скорчившееся у носилок существо, но Верховный Режиссер не поддавался: Аркашины глаза оставались закрытыми. По нечисто-белому, подернутому серым пушком лицу, где жили только прыщи, пробегали судороги - где, казалось, и дергаться было нечему: так у собаки, одолеваемой мухами, в самых неожиданных местах дергается шкура, словно кто-то изнутри хватает ее в кулак.

Родные места: коридор, с прошлого года заляпанный известкой, "желтуха", "краснуха", "прозекторская". Тетрадный листок: "В случае укуса клещом..." - им сюда. Сабуров страшился взглянуть в подернутое рябью Аркашино лицо и не отводил глаз от его испачканных рвотой школьных брюк и носков, выглаженных и заштопанных Натальей, и не укладывалось в голове ни то, что Наталья продолжает где-то существовать, ни то, что носки, как ни в чем не бывало, сохраняют свой домашний, уютный вид.