Горбатый Эльф

– В доме, где две молодые девушки? Он ведь не родственник нам, это недопустимо.

– А как же Ганс у нас живет?

– Ганс при конюшне, а не в самом доме. И он наш слуга, это совсем другое дело.

– Ну вот и Марис там у него поспит несколько дней, – Тайра подмигнула Марису и строго покачала головой – он порывался вскочить и отказаться от гостеприимства госпожи Чанты.

– Хорошо, пусть сегодня на конюшне переночует, а завтра я подыщу ему другое жилье.

Тайра радостно закивала и сделала Марису страшные глаза – у того уже желваки на скулах ходили.

– Я Марису свои вышивки покажу. – Тайра взяла его за руку и потащила наверх.

Чанта проводила их холодным взглядом, но возражать не стала – и так уже обидела девочку, выказав пренебрежение к ее приятелю. Она сердцем чувствовала – этот парень с глазами лани, нежным личиком и самолюбиво кривящимися губами добра Тайре не принесет. Нет в нем надежности.

– Я хочу завтра сбежать отсюда. Марис, поможешь мне?

Тайра утащила Мариса и Миррит в оконную нишу, подальше от двери, говорила шепотом. Миррит в другой раз и разрыдалась бы – но сейчас она глаз не могла отвести от Мариса, стоявшего так близко к ней. Кудри как черный шелк, ресницы бровей касаются – даже девушки такими красивыми редко бывают. Ну правда, какой там купец с ним равняться может?!

План побега они разработали детально, с такими хитростями и предосторожностями, как будто Тайра готовилась бежать из королевского острога, а не от доверчивой родни. Миррит, наконец, заплакала в преддверии разлуки, и была счастлива, что не только Тайра, но и Марис утешают ее и обнимают. Когда их позвали обедать, она уже цвела ярким румянцем и сверкала покрасневшими от слез влюбленными глазами.

За столом Чанта наставляла младших детей приличию и аккуратности, служанка, тоже из кочевниц, как обычно, выглядела глухонемой, и Тайра стала вполголоса расспрашивать Мариса про Ашеру. Марис сосредоточенно жевал, а в промежутках отвечал односложно.

– А с домом моим что, никто его не занял?

– Нет пока. Если к осени не вернешься – может, младшие Рабеты крышу положат и въедут.

– Хедрик женился, что ли?

– Ну да, на Данке.

Тайра рассмеялась:

– Вот, а говорил – помрет, если откажу!

– Слушай больше.

– А у Зеллы как дела?

Марис молчал.

– Марис, что с Зеллой?

– Давай я потом тебе расскажу.

Тайра схватила его за плечи и повернула к себе:

– Говори! Она… ее больше нет?

– Зелла умерла. Солдаты убили.

– Те же, что и отца?

– Да. Они вернулись на другой день, рылись в сгоревшем доме, в склепе, потом людей допрашивать начали.

– О чем?

– О разбойниках, об отце твоем, о тебе, – Марису не хотелось отвечать, он слышал, что разговоры за столом прекратились и все, даже дети, ловят каждое его слово. Но он не мог вырваться из плена бешеных зеленых глаз, в них не слезинки не было, только ярость.

– Кого еще они убили?

– Больше никого.

– Значит, кто-то сказал им, что я у Зеллы ночевала. Кто сказал?

– Кто угодно мог. Все же знали.

– Будь он проклят, будьте вы все прокляты!

– Не надо так, этого же было не скрыть. Но никто, ни один человек из деревни не сказал им, что у тебя есть дядя в Гарсине. Хотя ракайцы сулили хорошие деньги за любые сведения.

– Как она умерла?

– Не знаю я ничего, солдаты зашли к ней в дом, долго там были, потом подожгли. Никого не подпустили тушить. Ну не мучай ты меня, это все полгода назад было, что теперь сделаешь.

Чанта, давно уже прислушивавшаяся к разговору, обняла Тайру и вывела из-за стола.

– Иди к себе, поплачь. Завтра я закажу поминовение в храме. Миррит, посиди вместе с ней.

Тайра плакала, пока не заснула, а проснулась в темноте. Было трудно дышать, и пахло гарью. Тайра вскочила, принюхалась. Нет, почудилось. Она вдруг вспомнила, как задыхалась от дыма, когда скакала ночью по берегу Таны. Ей тогда показалось, что запах идет от развалин ее собственного дома, а это горел дом Зеллы. Может быть, она была еще жива и кричала из огня, и никто не мог ей помочь. А она сбежала и оставила Зеллу на растерзание солдатам. У какого зверя поднялась рука на маленькую, хлопотливую и заботливую, всем улыбавшуюся женщину? Зеллина доброта была незаметна, как воздух. Тайра редко вспоминала ее, но всегда чувствовала себя под ее защитой. Теперь этого воздуха не стало, и жить невозможно. Зачем она сбежала? Лучше бы солдаты ее убили, от нее гораздо меньше пользы в этом мире.

Сквозь слезы она видела мерцание, что-то прерывисто светилось совсем рядом с лицом, на краю подушки. Она нащупала шарик, он искрился в темноте, был яркого голубого цвета.

– Шарик, Зелле было очень больно?

Погас на мгновение, зажегся нежным персиковым светом.

– Я должна была остаться в Ашере?

Опять погас, потом загорелся сердитым тускло-красным цветом, и снова стал голубым, а внутри – как будто крошечная розочка светится.

– А сейчас Зелле хорошо?

Розочка рассыпала золотые искры, и Тайра подумала, что сейчас через шарик с ней разговаривает Зелла.

– А отца ты видела? Как он там?

Шарик стал светло-сиреневым и в нем закружились золотые и розовые огни. Это было похоже на музыку, и Тайра долго не задавала следующего вопроса, чтобы не прерывать танец огоньков.