Горби-дрим

Суслов их познакомил поздней осенью 1964 года – притащил Брежнева в Кисловодск, а своему ученику сказал, чтобы тот тоже отдохнул несколько дней в санатории на Красных камнях. Встретились как будто случайно, гуляли в парке, и ему навстречу шли трое – Суслов, с ним под руку Брежнев с огромными черными бровями, сзади – кто-то высокий и неприятный, оказалось, фаворит Брежнева Андропов, бывший помощник Куусинена, ученик Берии, хочет работать председателем КГБ, и года через два, как потом объяснил ему Суслов, скорее всего, действительно им станет – пришло время для очередной, как сказал бы Сталин, очистки от чекистской плесени, а кандидатура пока одна. Андропов оказался почти земляк – из станицы Нагутской, километров двести от Привольного, но больше был похож на неприятных парней из фильмов Хичкока – это был любимый режиссер Суслова, и еще на улице Коминтерна они в маленьком кинозале вместе посмотрели, кажется, всю хичкоковскую фильмографию, какая тогда только была. Суслов больше всего любил «Ребекку», пересматривал ее раз двадцать и говорил, что Хичкоку удалось очень точно описать главную проблему преемственности власти: важно не занять место, а доказать людям, доставшимся тебе в наследство, что их жизнь теперь превратится в такой праздник, лучшим выходом из которого станет торжественное самосожжение.

Вот Андропов и лицом, и повадкой, и даже своей вихляющей походкой одесского вора был похож на Джорджа Сандерса из «Ребекки», и неизвестно, как сложились бы отношения двух земляков, если бы Суслов не обнял их обеими руками и не пропел медовым голосом – «Рад, что вы подружились». Брежнев похлопал глазами – и когда только успели? – и сказал, что вот Сталин был генеральный, а он, Брежнев – минеральный секретарь, потому что пьет здесь только нарзан, а хотел бы коньяку.

– Ну, ты видел, что это за человек, – объяснял ему Суслов потом, когда они ночью пили кофе в сусловском номере. – С ним об охоте, о спорте, о космонавтах, о чем-нибудь таком – он мужик хороший, но недалекий, я у него как Золотой Петушок у царя Додона, «царствуй лежа на боку». А Андропов – опасный, поэтому ты держись его, пусть он думает, что он тебе покровительствует, это никогда лишним не будет. В комсомоле ты засиделся, поставим тебя пока на горком партии, и идеально было бы, если бы Андропов сам предложил, чтобы неплохо бы тебя на горком поставить, – тут Суслов увидел выражение его лица и терпеливо, как и полагается настоящему учителю, стал объяснять, что горком – это, может быть, не так интересно, но такая работа добавляет терпения, а терпение в нашем деле – штука архиважная. Он слушал Суслова, мрачно молчал. Так ведь и не дожить можно до того дня, когда он сможет занять место Сталина.

XX

Длинными ставропольскими вечерами в те годы его выручал, пожалуй, только первый совет Суслова – тот, который он услышал много лет назад здесь, в крайкоме, в их первую встречу – читать больше художественной литературы. Книгами его чаще всего сам Суслов и снабжал – началось все с двух рукописей какого-то писателя из двадцатых годов, Суслов называл ему имя, но он не запомнил. Первая рукопись была маленькая и смешная, про профессора, который сделал из собаки человека, а человек оказался пролетарием и до того не ужился с профессором, что профессор превратил его опять в собаку. Эту повесть Суслов предварил устным предисловием о том, что вот так и выглядит возложенная на них Сталиным задача – сделать из того Советского Союза, который есть теперь, ту Россию, какая была раньше. В этом же заключалась причина, по которой Суслов не хотел, чтобы книга была издана в СССР сейчас – «вот станешь генеральным секретарем, тогда и печатай, а сейчас рано». Вторая книга, более объемная, Суслову нравилась очень, и он даже давал ее почитать поэту Симонову – тот пришел в абсолютный восторг и собирается напечатать в каком-нибудь журнале. В этой книге в сталинской Москве проездом оказался натуральный сатана – он хотел посмотреть, как живут москвичи, а в итоге решил отомстить всем заинтересованным лицам за несчастную судьбу гениального писателя и его любимой женщины. Гениальный писатель, в свою очередь, писал роман об отношениях Христа с Понтием Пилатом, и эти главы тоже были в рукописи, которая так понравилась Суслову. «Сталин читал, но ему не понравилось, – говорил Суслов. – И я тоже думал, что какая-то чепуха. А оказалось все просто, Сталин решил, что сатана это он, а на самом деле, и это же очевидно, Воланд – Ленин, а Сталин – в лучшем случае Бегемот, и как он этого не понял?»