Горбун

Впрочем, сразу же заметим, наши знакомые дамы с улицы Певчих собрались у Пале-Рояля не для того, чтобы полюбоваться праздничными нарядами представительниц высшего света, или поглазеть на знатных вельмож. Добрые кумушки подоспели ко дворцу пораньше, чтобы прежде других занять удобные наблюдательные позиции и поистине с героическим упорством пытались на обочине дороги, не обращая внимания на недовольные окрики кучеров и лакеев, несущих портшезы. Они видели, как выходили из карета мадам Субиз в компании с мадам Ферте, две красавицы Ла Файет, юная герцогиня де Росни, (обворожительная блондинка с черными очами, состоявшая в браке с одним из сыновей Людовика XIV), затем барышня де Бурбон Биссе, пять или шесть представителей фамилии Роанов, потом прибыли Брогли, Шатлю, Боофремонты, Шуазоли, Колиньи и многие другие. Среди гостей был граф Тулузский, (брат герцога Мэнского) с супругой принцессой, бесчисленное количество президентов разных правительственных департаментов, министров, иностранных дипломатов. Сливки общества уже прошли, но толпа зевак не расходилась, а наоборот с каждой минутой разрасталась. Кого же с таким завидным упорством дожидались эти люди? Может быть мсьё регента или юного короля. Нет и нет. Берите повыше. Все хотели собственными глазами узреть новое божество, кумира французской столицы преуспевающего финансиста шотландца Джона Лоу, – личность, с которой французы теперь связывали свою судьбу и надежду; – доброго волшебника, пообещавшего, что в скором времени каждый гражданин Франции сделается миллионером, того самого Джона Лоу Лористона, которого эти же граждане на этом же месте через несколько месяцев, когда его Вест Индский банк потерпит крах, едва не задушат от гнева. Но пока мсьё Лоу пребывал в зените славы. Для передвижения уху городу ему не нужны были лошади, – благодарные парижане буквально носили его на руках. Когда же он пытался укрыться от поклонников в карете, то они устраивали скандалы с конюшими: не позволяя впрягать лошадей, сами по несколько человек обматывались упряжкой и тащили на себе его карету, исполняя роль тягловой скотины.

Вот и теперь собравшиеся на тротуаре у королевского дворца почитатели удивительного шотландца готовы были ждать сколь угодно долго, хоть до утра, хоть целую неделю, лишь бы увидеть, лишь бы крикнуть «браво», лишь бы отбить ладони в неистовых рукоплесканиях. И в то же время всего в нескольких десятках шагов от Пале-Рояля, где ночная жизнь била горячим ключом, в тихом пустынном безмолвии замерла улица Певчих. Два или три неярких фонаря не столько боролись с темнотой, сколько ее подчеркивали. Напротив дома мэтра Луи на другой стороне улицы недавно были снесены две старые хибары, и на этом месте в ночной темноте, усиленной тенью соседних домов, скрывались шесть мужских фигур в темных накидках. При них находилось два портшеза. Эта группа не принадлежала к поклонникам мсьё Лоу. Люди в плащах не отрывали глаз с дверей дома мэтра Луи, с того момента, как туда вошли Кокардас и Паспуаль.

Эти двое, одержав славную победу над Беришоном и Франсуазой, теперь стояли посреди общей комнаты. Они явно были собой довольны.

– Молодец, братец, – сказал Кокардас. – Ты, вижу, за прошедшие годы не позабыл профессию.

– Да и ты не промах, дружище. Все выполнил в лучшем виде. Только вот беда, мы теперь остались без носовых платков.

Если порой мы за что то и осуждаем брата Паспуаля, то, право же поступаем так не из предвзятого к нему отношения. В подтверждение нашей беспристрастности воспользуемся случаем его похвалить. Последнее его замечание говорит о том, что он был бережлив, чего нельзя сказать о Кокардасе, широкой натуре которого претили заботы о таких мелочах, как носовой платок.

– Итак, самое трудное сделано, – сказал он.

– Когда не приходится противостоять Лагардеру, – заметил Паспуаль, – все идет, как по маслу.

– Лагардер отсюда далеко, крапленый туз!

– Да уж, от Парижа до ближайшей границы не меньше шестидесяти лье.

Друзья пожали друг другу руки.

– Однако, не будем терять времени, голубчик, – оживился Кокардас. – Надо хорошо разведать местность. Во-первых – две двери.

Он показал на закрытую комнату Авроры и ту, что виднелась на втором этаже над верхней площадкой винтовой лестницы. Паспуаль в раздумье почесал подбородок.

– Я, пожалуй, загляну в скважину, – сказал он, направляясь к двери в спальню девушки, но его остановил суровый взгляд Кокардаса Младшего.

– Ты опять за свое! – возмутился гасконец. – Мадемуазель, наверное, сейчас переодевается. Соблюдай приличия!

Паспуаль стыдливо опустил глаза.

– Эх, мой благородный друг, – грустно произнес он. – Ты, наверное, очень счастлив оттого, что владеешь хорошими манерами.

– Черт возьми! Я в правду недурно воспитан и уверен, что рано или поздно перевоспитаю и тебя. Истинный мудрец всегда найдет силу духа, чтобы победить свои страсти.

– А мои всегда побеждают меня, – вздохнул Паспуаль. – Но это только потому, что они очень сильны.

Кокардас, снисходительно потрепав нормандца по щеке, сказал.