Горбун

Брат Паспуаль расстегнул три верхних пуговицы на своем кафтане. Все напряженно за ним следили. Глаза Кокардас Младшего расширились от неподдельного удивления. Подобной прыти от своего помощника не ожидал даже он. То, что нормандец извлек из-за пазухи, конечно же было найдено не в сетях, (сети у Сен Клу в начале XVIII века, равно, как и в наши дни, скорее всего лишь плод обывательской фантазии), – сей предмет он прихватил утром в доме Лагардера без определенной цели, просто по старой привычке прибирать к рукам все, что плохо лежит, – Кокардас тогда ничего не заметил. Это оказался ни много ни мало белый сатиновый полукафтан Лагардера, в котором он был на балу у регента. Перед уходом из кабаре «Венеция» Паспуаль не забыл окунуть его в ведро с водой. Теперь он стремительным жестом протянул влажную одежку принцу, отчего тот в невольном страхе попятился. На лицах соратников холодной тенью тоже пробежал испуг. Оно и понятно. Все узнали костюм Лагардера.

– Ваше сиятельство, – скромно пояснил Паспуаль, – труп слишком тяжел, я смог принести только это.

– Ты видел труп? – спросил мсьё де Пейроль.

– Я бы вас попросил мне не тыкать, – Паспуаль с достоинством вскинул подбородок. – Насколько помню, мы с вами овец не пасли, и я вам не тыкаю, – так, что оставьте свою неуместную фамильярность.

– Отвечай на вопрос! – вмешался Гонзаго.

– Вода в том месте глубока и мутна, ваша светлость. Помня о неусыпном оке Всевышнего, я никогда не рискну удерживать того, в чем до конца не уверен.

– Золотые слова! – воскликнул Кокардас. – Именно их я и ждал. Если бы мой кузен позволил себе в моем присутствии хоть раз солгать, я бы тут же расстался с ним навсегда.

Гасконец приблизился к нормандцу, крепко его обнял и размашистым рыцарским жестом похлопал по плечу.

– Но ты не лжешь, яхонт души моей. Тело Лагардера никак не могло оказаться в сетях у Сен Клу, потому, что я собственными глазами его видел распростертым на земле примерно в двух льё от того места.

Паспуаль опустил взгляд, почувствовав, что настал черед врать Кокардасу. Внимание слушателей переключилось на гасконца.

– Дорогой мой, – продолжал тот, по прежнему адресуясь к своему напарнику. – Надеюсь, его сиятельство позволит мне высказать мое восхищение твоей правдивостью. Люди, подобные тебе, великая редкость. Я горжусь, что в помощниках имею настоящего рыцаря слова и дела.

– Подождите ка! – прервал Кокардаса Гонзаго. – У меня к нему есть еще один вопрос.

Принц указал на Паспуаля, стоявшего перед ним навытяжку, тогда как выражение его лица являло образец искренности и чистосердечия.

– Как обстоит дело с двумя удальцами, – поинтересовался принц, – конвоировавшими девушку в розовом домино? Что вы узнали о них?

– Признаюсь откровенно, ваше сиятельство, – ответил Паспуаль, – что все отпущенное мне время я занимался лишь Лагардером.

– Эх, крапленый туз, – опять заговорил Кокардас, слегка подернув плечами. – Нельзя же требовать от человека большего, чем он способен дать. Мой друг Паспуаль выполнил все, что было в его силах. Ты действовал замечательно, – я тобой доволен. Однако, что ни говори, у каждого сверчка есть свой шесток, и если бы ты стал утверждать, что достиг того же, что и я, то это было вы явным преувеличением, иными словами погрешностью перед истиной.

– Мы хотите сказать, что преуспели больше, чем ваш напарник? – удивился Гонзаго.

– Oun' per poc, ваше сиятельство, как говорят во Флоренции. Если Кокардас Младший взялся за поиски, то уж наверняка отыщет кое-что поважнее, затонувших в реке одежек.

– Что ж, сейчас посмотрим, – сказал Гонзаго.

– С вашего позволения, принц, я начну с двух телохранителей и во вторых, (Secundo, как говорят в Италии), перейду к трупу, который видел своими глазами…

– Ты уверен, что не ошибся? – не удержался от вопроса Гонзаго.

– Неужели?

– Ну, говорите же, говорите! – закричали остальные.

Кокардас подбоченился, собираясь с мыслями.