Горбун, Или Маленький Парижанин

Принцесса молчала.

— На свете полно обманщиков, — продолжал Гонзаго. — Состояние де Невера — завидная добыча. Вам представляли какую-нибудь девушку?

В ответ молчание.

— Вам сказали, — не унимался Гонзаго, — «Вот ваша настоящая дочь. Ее спасли и защищали». Вам говорили такое?

Даже самые хитрые дипломаты позволяют себе увлечься и зайти дальше, чем следует. Президент де Ламуаньон и его глубокомысленные заседатели с изумлением взирали на Гонзаго.

— Спрячь когти, тигр, прикидывающийся кошкой, — прошептал Шаверни.

Безусловно, молчание таинственного голоса было в высшей степени ловким ходом. Поскольку голос молчал, принцесса не могла ответить, и взбешенный Гонзаго утратил осторожность. Лицо его было бледно, глаза налились кровью.

— Она где-то поблизости, и вам могут ее показать, — процедил он сквозь зубы. — Вам так сказали, не правда ли? Она жива? Отвечайте же, сударыня! Она жива?

Принцесса оперлась одной рукой на подлокотник кресла. Она отдала бы два года жизни за то, чтобы приподнять портьеру, за которой укрывался внезапно умолкнувший оракул.

— Отвечайте! Отвечайте! — настаивал Гонзаго.

И судьи вторили ему:

— Отвечайте, ваша светлость!

Аврора де Келюс, затаив дыхание, прислушивалась. Почему оракул медлит с ответом?

— Сжальтесь! — прошептала она, полуобернувшись назад.

Портьера чуть заметно колыхнулась.

— Да как она сможет ответить? — шумели приспешники.

— Она жива? — почти безнадежно шепотом спросила Аврора де Келюс у оракула.

— Жива, — ответил тот.

Аврора де Келюс воспряла, лицо ее осветилось безумной радостью.

— Да, жива! Жива! — выкрикнула она. — Жива вопреки вам и благодаря Божьей опеке!

Все в зале вскочили с мест. Страшное возбуждение охватило присутствующих. Приспешники Гонзаго наперебой кричали, требуя справедливости. На скамье королевских комиссаров шло совещание.

— Я ведь вам говорил, герцог, говорил! — обратился кардинал к своему соседу. — Но мы еще не все знаем, и я начинаю думать, что принцесса ничуть не сумасшедшая.

Среди всеобщего замешательства голос за портьерой произнес:

— Сегодня вечером на балу у регента к вам подойдут и произнесут девиз де Невера.

— И я увижу дочь? — пролепетала принцесса, едва не лишившись чувств.

Из-за портьеры донесся едва слышный звук закрывшейся двери. И все. Было самое время. У Шаверни, любопытного, как женщина, возникло подозрение, и он проскользнул за спиной кардинала де Бисси. Он резко приподнял портьеру, за ней никого не было, но принцесса приглушенно вскрикнула. Этого оказалось достаточно. Шаверни распахнул дверь и углубился в коридор.

В коридоре было темно, так как уже начинало смеркаться. Шаверни никого там не увидел, только в конце галереи ковылял на кривых ногах горбун; почти тотчас же он исчез, спокойно сойдя по лестнице.

Шаверни задумался.

«Видно, кузен решил сыграть какую-то скверную шутку с дьяволом, — решил он, — но дьявол отыгрался».

А в это время в зале члены совета по знаку президента де Ламуаньона заняли свои места; Гонзаго сделал страшное усилие, чтобы овладеть собой. С виду он выглядел совершенно спокойным. Поклонившись совету, он сказал:

— Господа, мне было бы неудобно добавить еще хоть слово. Решайте, прошу вас, спор между ее светлостью принцессой и мной.

— Давайте обсудим, — послышалось несколько голосов.

Господин де Ламуаньон поднялся и накрыл голову.

— Принц, — начал он, — королевские комиссары, после того как они выслушали господина кардинала, защищающего интересы ее светлости принцессы, согласились пока не выносить никакого решения. Поскольку госпожа Гонзаго знает, где ее дочь, пусть она представит ее. Господин Гонзаго вновь представит ту, кого он называет наследницей де Невера. Должно быть представлено и упомянутое госпожой Гонзаго письменное доказательство, подписанное его светлостью принцем, та самая страница, изъятая из приходской книги келюсской церкви, что облегчит принятие решения. Именем короля мы откладываем совет на три дня.

— Согласен, — поспешно произнес Гонзаго. — У меня будет доказательство.

— Со мной будет моя дочь и доказательство, — одновременно с ним проговорила принцесса. — Я согласна.

Королевские комиссары тотчас же поднялись.

— Для вас, бедное дитя, я сделал все, что мог, — обратился Гонзаго к донье Крус, передавая ее попечению Пероля. — Теперь один только Бог может вернуть вам сердце вашей матери.

Донья Крус опустила вуаль и удалилась. Но прежде чем переступить порог, она вдруг раздумала и устремилась к принцессе.

— Сударыня! — воскликнула она, схватив руку Авроры де Келюс и поцеловав ее. — Независимо от того, мать вы мне или нет, я все равно почитаю вас и люблю!

Принцесса улыбнулась и коснулась губами лба девушки.

— Ты ни в чем не виновата, дитя, — сказала она. — Я это вижу и не сержусь на тебя. Я тоже люблю тебя.

Пероль увел донью Крус. Благородное общество, недавно заполнявшее залу, разошлось. Быстро темнело. Гонзаго, только что проводивший королевских судей, возвратился в залу как раз в тот момент, когда принцесса, окруженная служанками, выходила.