Горбун лорда Кромвеля

Но тут мой взор упал на притулившуюся в углу фигуру в сутане с капюшоном. Лицо монаха было повернуто в другую сторону. На мгновение меня пронзил суеверный ужас: уж не сам ли брат Габриель вернулся с того света, чтобы оплакать руины своей прежней работы? Но в этот миг неизвестный обернулся, и я чуть не вскрикнул от страха, ибо поначалу вообще не увидел чьего-либо лица в капюшоне. Но в следующий миг оно обозначилось, и я узнал черты темного лица брата Гая. Он встал и слегка мне поклонился.

– Брат лекарь! – радостно воскликнул я. – А я чуть было не принял вас за призрака!

– В некотором роде так оно и есть, – мрачно улыбнулся он мне.

Я подошел к нему ближе и присел, жестом приглашая его присоединиться ко мне.

– Рад вас видеть, – произнес он. – Мне хотелось бы поблагодарить вас за назначенное мне годовое содержание, господин Шардлейк. Насколько я понимаю, оно было мне повышено не без вашего участия.

– В конце концов, вы были избраны аббатом после того, как Фабиан был объявлен неспособным занимать эту должность. И хотя вам довелось побыть аббатом всего несколько недель, это обязывало назначить вам более щедрое денежное обеспечение.

– Приор Мортимус был крайне недоволен тем, что братия избрала меня, а не его. Поэтому он вернулся обратно в Девон работать воспитателем в школе.

– Да благословит его Господь на этом пути.

– Я размышлял о том, насколько справедливо то, что я получил большее содержание, нежели другие братья, которым придется жить на пять фунтов стерлингов в год. И решил, что, даже если я откажусь от денег, им от этого ничего не прибавится. К тому же с моим цветом кожи жить в миру мне будет несладко. Я думаю сохранить за собой свое церковное имя Гай из Молтона и не возвращаться к мирскому имени Элакбар. Как вы считаете, дозволят ли мне это в случае запрета использовать предваряющее слово «брат»?

– Разумеется, дозволят.

– Только не надо чувствовать себя виноватым. Надеюсь, вы по-прежнему мне друг?

– Да, конечно, – кивнув, ответил я. – Если бы мне вновь приказали прибыть сюда в качестве эмиссара Кромвеля, я бы не испытал при этом ни малейшего удовольствия. Ибо больше не имею никакого желания таковым оставаться. – Я почувствовал, что меня забила дрожь. – Здесь холодно. Я замерз.

– Да, вы правы, – кивнул брат Гай. – Я тоже тут засиделся. Все время думал о монахах. О том, как они, сидя на этих самых скамьях в алтаре, молились и пели псалмы. И так продолжалось в течение четырех сотен лет. Корыстные, ленивые, преданные – среди них были всякие. Впрочем, – он указал наверх, откуда доносился грохот, – сейчас не время об этом говорить.

Едва я успел проследить за его взглядом, как от потолка отслоилась штукатурка и градом осколков повалилась вниз. И в тот же миг на полу заиграл ворвавшийся через образовавшуюся в крыше брешь веселый солнечный луч.

– Эй вы, недоумки, вы пробили дыру! – раздался громкий голос сверху. – Теперь будьте осторожны!

Гай издал странный звук, нечто среднее между вздохом и стоном. Я коснулся его руки.

– Пойдемте, пока на нас не свалилась остальная штукатурка.

Мы вышли на двор, и я увидел его лицо при дневном свете. Оно оказалось печальным, но спокойным. Мы двинулись в сторону дома аббата. Встретившийся нам по дороге Копингер довольно холодно поприветствовал брата Гая.

– Когда в конце ноября монахи покинули монастырь, сэр Гилберт попросил меня остаться, – начал рассказывать мне Гай. – Ему поручили приглядеть за этим местом до прибытия Портинари. Поэтому он обратился ко мне с просьбой о помощи. Вы не представляете, как разлился в январе рыбный пруд. Пришлось хорошо потрудиться, чтобы его осушить.

– Должно быть, здесь было трудно оставаться одному. В особенности после того, как все уехали.

– На самом деле нет – до тех пор, пока сюда не явились люди из Палаты и не начали свою работу.

– На протяжении всей зимы у меня было такое чувство, что этот дом просто ждет, пока вернутся монахи.

Позади нас на землю грохнулся большой кусок металла, и Гай невольно сморщился.

– Вы и впрямь надеялись, что это случится?

– Каждый человек на что-то надеется, – пожал плечами он. – К тому же мне совершенно некуда идти. Все это время я ожидал разрешения уехать во Францию.

– Если за этим дело встало, то я, пожалуй, мог бы оказать вам содействие.

– Нет, – покачал он головой. – Все выяснилось неделю назад. Мне отказали. Насколько я знаю, речь идет о заключении нового соглашения между Францией и Испанией против Англии. Теперь мне следует подумать о том, чтобы сменить эту сутану на камзол с чулками. Хотя для меня это весьма непривычно после стольких лет служения в церкви. Да к тому же еще надо отпустить волосы!

Он снял капюшон и провел рукой по лысой макушке, которую окаймляло со всех сторон кольцо черных с проседью волос.

– Что же вы намерены делать?