Горбун лорда Кромвеля

– Хочу уехать отсюда в ближайшие дни. Я не могу глядеть на то, как разрушают эти стены. Как стирается с лица земли целый город. Как превращают его в ярмарку, в базар. До чего же, должно быть, они нас ненавидели! – Он вздохнул. – Возможно, я уеду в Лондон. Во всяком случае, там столь экзотические лица, как у меня, не такая уж редкость.

– Вы вполне могли бы заняться там врачеванием. В конце концов, вы ведь получили специальное образование в Лувене.

– Но примут ли меня в коллегию докторов? Или хотя бы в гильдию аптекарей? Меня, бывшего монаха с лицом цвета грязи? – Приподняв бровь, он грустно улыбнулся.

– У меня есть знакомый лекарь. Один из моих бывших заказчиков. Если хотите, замолвлю ему о вас словечко.

– Благодарю. – Поколебавшись, он улыбнулся. – Буду вам очень признателен.

– И могу помочь вам с комнатами для жилья. Перед вашим отъездом я дам вам свой адрес. Заезжайте ко мне. Хорошо?

– А вы не слишком рискуете тем, что поддерживаете со мной отношения?

– Я больше не буду работать на Кромвеля. Вернусь к частной практике. К тихой жизни. Возможно, снова возьмусь за кисть.

– Будьте осторожны, Мэтью. – Он бросил взгляд через плечо. – Боюсь, неразумно с вашей стороны позволять себе вести дружескую беседу со мной на глазах сэра Гилберта.

– Вернее сказать, продажного Копингера. Я прекрасно знаю, как себя вести, чтобы не нарушать закон. И хотя я не могу быть реформатором, каковым был прежде, но также не считаю себя и обращенным папистом.

– В наши дни, увы, это никого не может защитить.

– Возможно. Однако если нельзя чувствовать себя в безопасности, что на самом деле так, то я, по крайней мере, попытаюсь использовать свое небезопасное положение для того, чтобы продолжить частную практику на дому.

Мы дошли до дома аббата, ныне принадлежавшего Копингеру. Садовник аккуратно подстригал розы и разравнивал конский навоз под кустами.

– Много ли земли арендовал Копингер? – осведомился я.

– Да, много. Причем весьма дешево.

– Ему повезло.

– А вас не представили к какой-нибудь награде?

– Нет. Я исполнил приказание Кромвеля. Поймал убийцу, вернул украденное золото и заставил монастырь сдаться. Однако сделал это недостаточно быстро – Я запнулся, вспомнив об усопших. – Да, в самом деле, недостаточно быстро.

– Вы сделали все, что было в ваших силах.

– Очень может быть. Знаете, я часто думаю, что сумел бы раньше разоблачить Эдвига, если бы не испытывал к нему такой неприязни, из-за чего старался быть беспристрастным. Мне и сейчас трудно понять, как мог этот человек, столь любящий точность и порядок, оказаться на поверку столь необузданным и диким. Вероятно, он использовал этот порядок, эту одержимость цифрами и деньгами, для того чтобы контролировать свои порывы. Наверное, он и сам боялся своих кровавых грез.

– Думаю, вы правы.

– Однако эта одержимость цифрами в конечном счете лишь усугубляла его безумие, – вздохнул я. – Вскрывать запутанную правду всегда непросто.

Гай кивнул:

– Это требует терпения, мужества, усилий. Если вы в самом деле хотите найти истину.

– Вы знаете, что Джером умер?

– Нет. Я ничего не слышал о нем с тех пор, как его увезли в ноябре.

– Кромвель заточил его в ту самую тюрьму, в которой погибли от истощения его собратья. Вслед за ними вскоре ушел в мир иной и он.

– Да упокоится в Господе его измученная душа. – Брат Гай замолчал и нерешительно посмотрел на меня, после чего произнес: – А вы, часом, не знаете, что стало с мощами Раскаявшегося Вора? Их увезли вместе с Джеромом.

– Нет, не знаю. Полагаю, что драгоценные камни были изъяты, а ковчег отдан на переплавку. Сама же Рука к данному времени, должно быть, уже сожжена.

– Это была рука Вора. Это свидетельство неопровержимо.

– Вы по-прежнему полагаете, что она могла творить чудеса?

Он ничего не ответил, и в течение некоторого времени мы молчали. Мы вошли на кладбище, где рабочие вскрывали надгробия. Я увидел, что фамильные склепы жителей Скарнси превращены в груды развалин.

– Скажите, – спросил наконец я, – как сложилась судьба аббата Фабиана? Я знаю только то, что ему не назначили аббатского годового содержания, поскольку не он подписывал документ об отречении.

Гай печально покачал головой.

– Его забрала к себе сестра. Она работает швеей в городе. Его состояние ничуть не улучшилось. Время от времени он заявляет о том, что собирается отправиться на охоту или нанести визит местным землевладельцам. И ей с трудом удается его уговорить не делать этого, указывая на его нищенскую одежду. Кроме нее и старой клячи, которую он собирается всякий раз оседлать, теперь у него нет ничего.

– «Так проходит мирская слава», – процитировал я.

Я заметил, что мы двигаемся в сторону фруктового сада, за которым уже виднелась монастырская стена. Я остановился, ощутив, как внутри у меня что-то перевернулось.

– Вернемся назад? – мягко осведомился Гай.

– Нет, давайте еще пройдем вперед.