Гордая птичка Воробышек

Она решилась и сбросила с себя укрывавшую ее шелуху свитера, поддавшись на провокацию ведущего, и сейчас ее грудь – женственная и красивая, так и притягивает к себе внимание парней. Мне хочется вновь закрыть ее ото всех, спрятать Воробышек от чужих, ползающих по ее телу жадных глаз, но едва я осознаю это странное желание, как она уже ускользает от меня. Снова и снова пересекает в танце круг и вот уже новый бокал крепкого напитка, мелькнув у лица, исчезает из ее рук…

А я клянусь достать гада Зуева.

… Я знаю, какая тонкая у нее талия и гладкая нежная кожа, а теперь это видят все. Я все еще помню жар под своей рукой и мягкий изгиб спины, запах волос, пахнущих утренним летним садом. Но я еще не держал девчонку так, как мне бы того хотелось – картины, одна другой откровеннее так и рисуются в голове, – и я чувствую, как мои руки подрагивают, стремясь дотянуться до той, которая сейчас для меня так желанна …

– Зашибись! Ничего себе потеха, Люк! Шутишь? Вот это сероглазая дает!.. Женька! – кричит голос Андрея где-то сбоку от меня. – Да плюнь ты на него, девочка! Ну его к чертям, твердолобого! Посмотри, чем я хуже? Эй!

Воробышек стоит напротив, чуть склонив голову, и смотрит на меня с грустной улыбкой в серых, задернутых хмельной поволокой глазах. Поймав пальцами у лица взбившуюся длинную прядь волос, она отводит ее в сторону, скользит взглядом по моему подбородку, шее, плечам… и замирает, остановив взгляд на груди, где лежат чьи-то руки. Словно споткнувшись о них, медленно опускает ресницы и отворачивается, а я только сейчас замечаю крепкие белые пальцы, иглами впившиеся в кожу куртки, и девушку, пиявкой прильнувшую ко мне.

Лиза. Почти обнаженная в этом душном многолюдном зале, она едва держится на ногах, найдя во мне опору, и что-то кричит вслед Воробышку, когда птичка поворачивается, делает решительный шаг в сторону и под одобрительный крик толпы выдергивает на танцпол темноволосого Шибуева. Парень с готовностью шагает девчонке навстречу, обнимает за талию и легко позволяет увлечь себя в ее соблазнительный танец.

Это удивительно, но мы с Воробышком, не сговариваясь, вместе избавляемся от чужих рук. Я отнимаю от себя девушку за запястья, она же мягко, но решительно отклоняет мужскую руку. Вывернувшись из сжимающих объятий, легко ускользает от Андрюхи и вытягивает перед собой качающийся пальчик, налагая запрет на прикасание к ней. Бросает через плечо на замершего парня остерегающий взгляд и тут же, плавно двигаясь перед ним, смягчает его новым, по-женски откровенным и многообещающим.

Она не касается сама и не разрешает коснуться себя, но заставляет партнера неотрывно смотреть на нее. Танец ее тела, в опасной близости от парня – взмах рук, поворот головы и россыпь волос; открытые взгляды глаза в глаза, – все это испытание чувственностью и сокрушающей женственностью. Интимный разговор для двоих, для мужчины и его женщины, где есть место эмоциям и неприкрытым желаниям, и он полностью поглощает собой зрителей.

Словно почувствовав предел Шибуева (от самоуверенной ухмылки парня не остается и следа, я так и вижу под вспотевшей рубашкой напрягшиеся мышцы спины), птичка отбрасывает волосы с приподнятой на вздохе груди, отступает назад и милостиво отпускает его от себя движением руки. Будто знатная дама младшего пажа. Она покачивается и смеется, легко уходит от Андрея и идет на носочках вдоль круга, дерзко покачивая округлыми бедрами в такт музыке, выбрасывая перед собой длинные точеные ножки, как редкая исключительная модель. В какой-то момент оборачивается, зацепившись за меня мутным взглядом, и пятясь, приставив пальцы ко рту, медленно сдувает с губ воздушный поцелуй.

Она пьяна, понимаю я, очень, но не могу сдвинуться с места, пригвожденный этой ее неожиданной полуигрой-полупризнанием к полу. Где-то у ног оседает хнычущая Лиза, кажется, ей плохо, и Рыжий, безбожно матерясь, уволакивает девушку прочь.

– Конечно, Бампер. Поговорим, когда скажешь, – сухо бросаю на него свирепый взгляд и вновь возвращаюсь глазами туда, где в центре круга замирает воробышек.

Она что-то коротко кричит диджею, что-то про волшебные там-тамы и его серьезную рожицу, вскидывает вверх руки, лицо, медленно проводит пальцами ото лба по распущенным к талии волосам… и вот уже новая барабанная череда звуков заставляет девчонку двигаться на волне прикованного к ней внимания.

Исчезла соперница, уже никому неважно, когда закончится энный по счету батл и кто выйдет из него победителем, кто возможная причина ссоры, лишь оживший живот птички, приподнимающаяся в ритмичном движении грудь, плавные кисти и выписывающие откровенный язык запретной любви бедра – вот что единственно значимо и интересно сейчас. Я не знаю, как девчонке это удается, но кажется, все части ее пластичного тела живут отдельной жизнью, повинуясь стихии сменяющегося (то ускоряющегося, а то замедляющегося) африканского ритма.