Гордая птичка Воробышек

— Ох, это правда. Не стать. Но я не слабая. Пожалуйста, Люков, скажи, что это не так! Иначе все мои старания в этом городе — просто разлетевшийся дым.

— Нет. Конечно, не так, — соглашается парень. — Ты очень сильная, птичка. И очень смелая.

— Спасибо, — благодарно выдыхаю в ответ, а Люков уже целует меня в ложбинку локтя, опрокидывает на подушку и игриво рычит в шею, нависая сверху:

— И очень вкусная! Так и хочется съесть!

Я не выдерживаю и смеюсь, вновь ежусь от щекочущего кожу дыхания. Порываюсь встать, но сильные руки легко удерживают меня в своем кольце.

— Илья, мне надо в ванную! — шутя толкаю парня в грудь. — Перестань! Вот если бы не знала, каким вниманием ты пользуешься у девушек, честное слово, списала бы все на замашки собственника!

— Женя…

Его голос вновь серьезен, а пальцы неохотно отпускают мои плечи. Я сажусь в постели, тяну на себя простыню, но Люков тут же сдергивает ее с меня. Едва я повторяю попытку спрятаться под атласным полотном от его взгляда, — от снежной ночи мрак в комнате рассеялся, глаза давно привыкли к сумраку, и я понимаю, что, если встану, он не отпустит взглядом мою голую фигуру, — как он вновь обнажает меня.

— Илья, я не могу, — я взмаливаюсь, с улыбкой глядя на упрямого парня. Я знаю, моя запоздалая стыдливость после нашей близости для него, должно быть, выглядит странной, и все же меня страшно смущает тот факт, что мне придется пройти в костюме Евы через всю комнату под его пристальным взглядом.

Глупо, понимаю, но только я собираюсь вывернуться из вновь поймавших меня рук и схватить плед, как Люков тихо просит, пустив ласкающей хрипотцой под кожу горячую дрожь, поцеловав так, что я не могу отказать ему:

— Мне будет приятно, Воробышек. Ну, что тебе стоит? Или я поспешил назвать тебя смелой?

* * *

В ванной комнате горят светильники, и девчонка, что стоит сейчас перед большим зеркалом в полный рост, взлохмаченная и зацелованная, в их рассеянном мягком свете выглядит неприлично счастливой.

— Господи! Неужели это я? — я поднимаю руку и касаюсь ярких припухших губ. С улыбкой провожу пальцами по щеке, новым взглядом изучая густые царапины, оставленные злой щетиной Игоря, больше не чувствуя боли от них. Не чувствуя грязи на себе, не чувствуя беспомощности и стыда от своей обнаженности, только приятную истому и легкую радость, проступающую сквозь поры кожи, словно подсвечивающий меня изнутри теплый свет.

Он тоже оставил на мне следы — мой невозможный Люков. На левой груди, у ореола соска, у подбородка на шее — темнеют полумесяцем розовые пятнышки его внимания. Пристального, но осторожного, неожиданно нежного — я помню, как бережно он касался меня губами. Я трогаю эти пятнышки, чувствуя себя немыслимо глупой от того, что хочу сохранить их. В отличие от ненавистного внимания Игоря и синюшного осадка на коже, хочу запомнить, какой может быть настоящая близость мужчины и женщины. Когда мгновение, желание и шаги навстречу одни на двоих.

Я включаю воду, поднимаю волосы на макушку небрежным узлом и становлюсь под душ, смывая с внутренней стороны бедер следы моего с Люковым удовольствия, — как опрометчиво было с нашей стороны так забыться! И как странно, что это сейчас ничуть не тревожит меня. Ополаскиваю кожу гелем и заворачиваюсь в махровый халат, любезно предоставленный постояльцам администрацией отеля. Ступив на пол, оборачиваюсь к зеркалу и вновь ловлю себя на том, что улыбаюсь. Даже тогда, когда смущающее воспоминание о смелых пальцах, раздвигающих мои ноги, входящих в меня под пристальным взглядом колючих глаз, всплывает в памяти.

— Илья? — я распахиваю дверь и упираюсь носом в крепкую грудь парня.

— Тебя долго не было, Воробышек.

— Долго? — растерянно бормочу, поднимая на Люкова глаза. — Всего каких-то десять минут.

— Долгие десять минут, за которые я успел подумать, что сероглазая птичка обо мне забыла.

Он улыбается, и я отвечаю ему тем же, радуясь покою в его глазах. Любуясь чертами его лица — спокойными и красивыми. Думая, как же красят Илью эти дерзкие ямочки на щеках, к которым так хочется прикоснуться и которые невозможно забыть.

— Привет, Воробышек.

— Привет, Люков.

Нас окружает ночь — тихая, спокойная, с приятными звуками наступившего праздника. Где-то на улице гости смехом празднуют пришедшее Рождество, затягивают песню, но долетающие в комнату звуки едва ли способны разуверить, что в этот миг мы во Вселенной одни. Я смотрю на Илью, на то, как он затаил дыхание, остановив на мне взгляд, на сильные руки с обозначившимися мышцами, упирающиеся в дверной проем по обе стороны от меня, на длинные пряди волос, упавшие на лоб… и шагаю к нему навстречу. Сама. Привстав на цыпочки, тянусь губами к его обманчиво твердым губам, вскидываю руки и обнимаю свою любовь за шею со всем расцветшим во мне чувством, на которое способна.