Гордая птичка Воробышек

Недолго думая, я уверенно распахиваю дверь и захожу внутрь. Не успеваю бросить сумку у стены, как сталкиваюсь с высоким темноволосым парнем, шагнувшим навстречу с мусорным пакетом в руке.

— О! Ты кто такой? — удивленно восклицает незнакомец и тут же шипит зло, обхватив рукой мою сжатую в кулак ладонь, смявшую одежду на его груди. — Пусти, придурок, а то я за себя не отвечаю! — пытается вырваться из моей хватки, но я только сильней встряхиваю его. — Черт! Порвешь, гад! Ах, так?! Н-на! — бросает пакет под ноги и умело целит мне в лицо кулаком, но оказывается прижатым спиной к стене, с моими пальцами на шее, а я наконец замечаю свою заикающуюся гостью, испуганно бросившуюся к нам из комнаты.

Она что-то говорит мне, но я не слышу. Я только смотрю на нее и чувствую, как у меня начинает дрожать рука и усиливается хватка. Не знаю, замечает ли это Воробышек — наверно, да, потому что девчонка вдруг подходит ко мне, очень близко, почти впритык, и кладет руки на мои предплечья.

— Илья! — умоляюще заглядывает в глаза. — Пожалуйста, отпусти его! Слышишь! Пожалуйста, Илья! Это мой брат!

Голос у птички еще слабый, с заметной хрипотцой, но уже не такой сиплый, каким запомнился мне в нашу последнюю встречу. А вот небольшие, аккуратные ладони, напротив, оказываются весьма требовательными. Они несколько раз ударяют меня по плечам, бессильно скользят по напряженным рукам, цепляясь за кожу куртки, и возвращаются на бледные щеки отпрянувшей девушки. С неприкрытой тревогой уставившейся на того, кто оказался настолько важен для нее, что она бесстрашно впустила его в мою квартиру.

Брат Воробышек? Неужели?

Я поворачиваю голову вслед за птичкой и смотрю на парня. Долго и внимательно.

Что-то щелкает в моей голове, громко, словно срабатывает послушный тумблер, внезапно снижая критичный предел давления, и я вдруг с удивлением понимаю, что парень под моей рукой — совсем мальчишка. Сопливый юнец, темноволосый и долговязый, с угревой сыпью на покрасневших щеках и молочным пухом под носом. Растерянный, изумленный, тщетно скрывающий испуг за гневно перекошенным ртом. Намертво вцепившийся в мою ладонь в попытке отодрать сдавившие горло пальцы.

Че-ерт! Черт!!! Надо что-то делать со своими нервами. Иначе однажды хваленая выдержка даст трещину куда большую, чем сейчас, и я окажусь в избитой шкуре Алима. И тогда взобраться на высокую каменную стену, что когда-то возвел на моем пути учитель и заставил болью преодолеть, я уже не смогу никогда.

Я не люблю алкоголь, но сейчас, когда смотрю на отпущенного мной, сгорбленного у стены мальчишку и бледную девчонку, мне хочется выпить как никогда, чтобы изгнать из рук проклятую дрожь, из души вину, а из сердца… А из сердца клубящуюся темную муть. И чтобы избавить голову от пробравшихся в нее непрошеных мыслей.

— Даня, ты как? Все хорошо? — щебечет птичка, поднимается на носочки и заботливо обнимает мальчишку за плечи. Обернувшись ко мне, говорит с изумленным укором: — Люков, ты с ума сошел! Разве так можно? Ты ведь даже не спросил ничего — сразу набросился! А если бы они оказались тут без меня?.. О Господи, я же только попросила брата выкинуть мусор!

Не знаю, что удивляет меня больше — отеческое щебетанье девчонки над возвышающимся над ней на целую голову парнишкой или недосказанность в словах? Наверно, все-таки второе.

— Они? — поднимаю я бровь, глядя на девушку, и холодно интересуюсь: — У тебя еще гости, Воробышек, кроме этого юнца? Интересно…

— Ну да, — слышу я вдруг за своей спиной еще один недовольный голос. — Вообще-то, он тут такой урод не один.

Терпеть не могу неожиданные сюрпризы из-за спины. Обычно меня удивить трудно, но гостям птички это удается. Когда я стремительно поворачиваюсь на голос и притягиваю незнакомца к себе за грудки, то внезапно натыкаюсь на абсолютную копию парня, стоящего у стены. Близнецы? Или у меня двоится в глазах? Ни черта себе!

— Илья, да что с тобой! — восклицает Воробышек и повисает на моей руке. — Не смей его трогать! Слышишь! — сипит куда-то в плечо, хлопая меня ладонью по куртке. — Немедленно отпусти!

Но девчонка зря переживает, на этот раз я вполне контролирую себя и не намерен усердствовать в силе. Да и мальчишка оказывается совсем не из пугливых.

— Слышь, перец, — спокойно говорит он надтреснутым, юношеским баском, глядя на меня в упор сердитыми синими глазами, — ты, конечно, нереально крут и все такое, но прокачай уже свои глючные тормоза, лады? Сними клешни, мы ж тебе вроде как не чужие. Кстати, респект, сеструха! — криво скалится раскрывшей рот в видимом желании возразить девчонке. — С ним ты реально можешь плевать на Игорька с высокой вышки! Зря мать с бабкой переживают. Мне он нравится.