Гордая птичка Воробышек

— Он послушный пес! — обрывает меня старик, и я так и слышу в его голосе гневный рык. — Бесхребетный и глупый! А ты — нет! Вот потому и за честь Шаману тебя сломать! Отомстить за бесславие сына! Но ты еще дурак и сопливый мальчишка! Зачем мне сразу не сказал против кого выступаешь? А я-то понять не могу, отчего между своими тишина, и почему Айдар платит? Почему на одном лишь интересе? Пока не нашелся добрый человек и не объяснил старику, что никто тебя щадить не хотел! Потому и без ставок бой шел!.. Но хорошо то, что хорошо кончается, — умеряет он свой пыл и возвращается к нормальному тону. — Пока я жив, мой мальчик, это была ваша последняя встреча с Алимом. Разозлил меня Шаман.

— Будь осторожен, Байгали, — желаю я пятидесятилетнему мужчине, так рано постаревшему и записавшему себя в старцы. — Айдар изменился и его окружение тоже.

И слышу в ответ:

— Болячки передаются через руки, а парша — через тюбетейку. Бойся парши, сынок, а с руками я разберусь. Коротки они, потянутся, да моего не обрящут. Отыщется у Байгали и на волка капкан.

* * *

— О, Илюха, привет! Рад тебя слышать. Ты когда вернулся?

— Здоров, Шибуев. Час назад. Сейчас еду домой. Как там девчонка, ты к ней заглядывал?

— А как же! Обижаешь. Раз пять забегал, последний раз сегодня утром. Нормально девчонка, судя по всему. Хрипит слегка, о большем сказать не могу.

— То есть? Почему не можешь?

— Да не пускает она меня, Илюха! Черт, и где ты ее такую пугливую нашел? Как не приду, у нее один ответ: иди, бегай горными тропками, злой тролль! Ильи дома нет, а без нею тебе здесь делать нечего! Я ей даже стихи читать пытался, через дверь, представляешь! Между прочим, лирику молодого Евтушенко! Так она сказала, что у меня нет чувства ритма поэта, голос звучит неправдиво, а пафос зашкаливает. Что у нее от меня болит голова, и вообще, она устала уже отгонять от двери воющего кота, ах-ха-ха! Это у меня-то неправдиво? У апологета чистого слога и знатока девичьих душ? Прикинь, какой расклад!

— Что, вот так и сказала? Я про пафос.

— Хорош стебаться, Люков, просто верь на слово. У меня и так после твоей пациентки в душе надлом и революция. А все из-за чего? Из-за необыкновенных серых глаз!.. Кстати, а как нашу гостью зовут-то? Мне она так и не представилась.

— Воро… Только попробуй, Шибуев! Я серьезно. Кастрирую и вгоню осиновый кол, тут и прервется знаменитая династия врачей.

— Ха-ха! Да понял я, не маленький, гляди, сердитый какой! Можешь не озвучивать.

— Ты о чем, Андрей?

— О том, что между тобой и девчонкой ничего нет! Я так Марго и сказал, когда увидел на следующий день в клубе, что это не нашего с ней ума дело, кем увлечен Илья Люков. Хотя жаль, конечно, что не я первый сероглазку нашел. По мне девочка, такая милая, ладненькая…

— Ш-шибуев… п-пошел ты!

— Куда? На набережную? Так я завсегда рад, Илюха.

* * *

Я поднимаюсь по лестнице и подхожу к своей квартире. Тянусь рукой за ключами, опуская сумку на пол и щелкая молнией внутреннего кармана куртки, как вдруг замечаю, что входная дверь в квартиру слегка приоткрыта, а из прихожей льется узкая полоса света.

Странно, у Воробышек гости? Или девчонка ушла, оставив дверь открытой? Почему-то мне кажется, что такая беззаботность в отношении чужого жилья вовсе не свойственна ей.