Время шло, а крики в южной башне не утихали, пугая обитателей замка. Граф стоял у входа на ледяном ветру и смотрел на дорогу, дожидаясь возвращения Брогана. Окровавленные волосы Маталии до сих пор стояли у него перед глазами, и он понимал, что ему будет гораздо тяжелее пережить утрату своенравной снохи, чем он мог себе представить. Его не по-стариковски ясный ум анализировал события из жизни, безжалостно приведшие к этой ночной драме. Он был поражен, как быстро все изменилось, поражен тем, что Сутбери мог похитить и даже ранить Маталию после того, как публично отказался от мести. Но жизнь, полная недоверия, давно ожесточила графа, приучила верить дурному легче, чем доброму, и он нисколько не сомневался в том, что именно так и произошло.
Ксантье наблюдал за ним, сидя на стуле у камина, и от его тяжелого взгляда не укрылось растущее беспокойство, с каким отец дожидался возвращения Брогана с Маталией. Волкодав брата сидел подле графа и не отрываясь смотрел на заснеженный холм, откуда, он знал, должен был показаться его хозяин. У ворот беспокойными тенями метались трое волков. Они то садились, то начинали завывать свою волчью песнь, будто хотели о чем-то поведать, и граф никак не мог разгадать, о чем.
Старый слуга подал меховую накидку, и— граф неожиданно ласково на него взглянул. Когда-то они оба были мальчишками, теперь оба состарились. Граф тяжело вздохнул.
— Как думаешь, отчего это волки так странно себя ведут? Заболели? — спросил граф.
— Это волки леди Маталии, — ответил старый слуга.
— А-а-а, волки леди Маталии... А я и не знал, что она заботится о диких зверях.
— Скорее, они о ней.
Граф замолчал, глядя поверх заснеженной дороги. Старый слуга смотрел туда же, потирая подбородок, но ему нечего было ответить на немой вопрос господина.
Солнце нехотя выплывало из-за горизонта, тени становились короче, брезжил зимний рассвет. Вскоре убежал один волк, за ним второй, и остался только черный, резко выделявшийся на белом снегу. Старый слуга ушел, чтобы принести графу горячего сидру.
Крики Изадоры стали глуше и теперь доносились через равные промежутки времени. Одна из помощниц примчалась вниз, объявила, что показалась головка ребенка, и умчалась обратно.
Граф оглянулся на Ксантье, который медленно встал со стула.
— Я выиграл, — тихо сказал он отцу. — Мой ребенок, твой внук, родится первым. Назови меня наследником.
— Нам ничего не известно о судьбе Маталии, так что тебе придется подождать, пока я приму решение.
— Ты больше не можешь откладывать, ты и так уже тридцать лет откладывал. Давно пора решить эту проблему.
— Я не позволю на себя давить! — взвился старик. — Мы дождемся Брогана.
— Я его вижу, милорд. Лорд Броган скачет на своем коне по холму, — вмешался старый слуга.
Как раз в этот момент послышался истошный вопль и ободряющий крик повитухи. Ксантье всмотрелся через плечо графа в медленно приближавшуюся черную точку. И внезапно черный волк ринулся вперед, подобно стреле, низко пригнув голову к земле.
Броган поднял голову и увидел белые стены Керколди, возвышавшиеся над снежными просторами. К нему со всех ног мчался волк, и, узнав в нем питомца Маталии, всадник быстрее погнал коня. Его сердце раздирала тревога.
Конь Брогана отшатнулся и захрапел, когда к ним приблизился волк. Черный зверь крутился и рычал, оскалив зубы, кружился на одном месте и повизгивал. Броган с беспокойством наблюдал за столь необычным поведением волка и, почувствовав, как внутри у него все холодеет от ужаса, пришпорил коня и галопом помчался к замку, рискуя сломать себе шею.
Когда Броган с грохотом скакал по заледеневшему двору, к волку подбежал волкодав, и они понеслись по обеим сторонам от коня. Всадник резко натянул поводья и соскочил с седла. Огромный пес смотрел такими же серо-стальными глазами, как и его хозяин, а на лице Брогана застыла такая же ярость, какая сквозила в сдержанном рычании животных. Ксантье стоял на пороге, загораживая вход всей своей огромной фигурой. Подле него стоял граф, внезапно ставший каким-то маленьким и ничтожным.
— Убирайся, брат, — насмешливо фыркнул Ксантье, угрожающе выступив вперед.
— Где она?! — бросил Броган, проигнорировав угрозу. И застыл на месте, услышав крики роженицы.
По лицу Ксантье расползлась жестокая улыбка:
— Изадора рожает, мой ребенок родится первым.
Лицо Брогана застыло, и он в упор посмотрел на Ксантье.
— Можешь оставить Керколди себе, — произнес он медленно, будто говорил с ребенком. — Просто скажи мне, где она. Где Маталия?
— Какое это теперь имеет значение, брат? Я все равно выиграл. А Маталии больше нет. Так что ты можешь мне даже спасибо сказать, ведь теперь ты свободен.
— Нет? — повторил совершенно оглушенный Броган. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказал. Ты проиграл, титул перешел мне. Так что забудь про эту девку и убирайся отсюда.